Время дождей - [11]
Степан вынул из кармана очищенную луковицу.
— Чего только нет в людях…
Они, видимо, уже не раз толковали на эту тему.
— Желчь идет через дохтус халидохус… Степан выпил, закусил луковицей, куском рыбы.
— Когда выпивши, шибче еду. — Степан вдруг замолчал — увидел на подоконнике круглое зеркальце от автомашины. — Это не Фадея ли Митрофаныча зеркало, Игнат?
— Оно самое. — Пенсионер, не поднимая глаз, разлил остатки. — В среду Фадей зашел: «У тебя, говорит, бритва интересная — дай повожу». Я дал, а про зеркало и забыли. Вообще-то, у меня «Бердск», — он искоса взглянул в окно, потом на Кремера, — эту, механическую, я в Коневе брал.
— Прости, господи, — Степан выплеснул в рот последние капли из рюмки. — Спасибо этому дому… С вами-то я не увижусь, — он кивнул Кремеру, — на следующий год приезжай — все церкви наши будут!
— Так и не зашел Смердов за зеркалом? — спросил Кремер.
— Видно, не судьба.
Оба помолчали. Игнат Васильевич рассеянно катал по столу хлебные шарики, к чему-то прислушивался.
— Вы бы и отнесли…
— Мертвому на что? — Пенсионер внезапно замолчал, сообразив, что сболтнул лишнее, достал с полки кусок запеченного в ржаной муке карпа. — Не желаете?
— Спасибо. Смердов ничего больше не оставлял?
— Ничего. Мы ведь не гостились: с осени раза два был.
— Наверное, удивил визит?
— Удивил. Тем более, погода…
— Плохая?
— Буран начинался — всю ночь кости крутило. Не допрос, случайно, устраиваете?
— Скоро милиция приедет, станут интересоваться. Не говорил, что гостей ждет?
— Милиция приедет — разберется, — ответил ветеринар.
Тяжело бухнула дверь. На пороге стоял Степан.
— Нельзя ехать. — Он снял шапку, прелые волосы торчали во все стороны. — Лыж нет!
— Нет? — спросил Кремер. — Где вы их вчера поставили?
— Во дворе. В том и дело: где поставил — там нету. И твои, Игнат, пропали.
Пенсионер безучастно посмотрел в его сторону. Кремер махнул рукой:
— Берите мои.
— Нету, — Степан почесал затылок, — всю избу перевернул.
— Быть не может!
— Посмотри…
По дороге Кремер устроил молоковозу настоящий допрос:
— Когда вы в последний раз видели Смердова?
— Во вторник вроде… — глаза Степана забегали.
— Зачем? Кто приезжал с вами?
— Один. Я газеты привозил.
— В какое время?
— Вечером, уже молоко свез. — Молоковоз, похоже, говорил правду.
— «Литературную газету» привозили?
— Убей, не знаю!
Кремер замолчал. Когда Степан, успокоившись, незаметно перевел дух, спросил:
— Что еще было, кроме газет?
Степан помялся.
— Спирт еще. Три поллитры.
— Откуда?
— Магазинный.
— Значит, пил Фадей Митрофанович?
— Спирт всегда нужен. — Он посмотрел на Кремера. — Может, гостей ждал?
Кремер нахмурился.
Вдвоем они осмотрели рудную избу — лыж нигде не было.
— К Фадею Митрофановичу надо идти, — Степан сбил шапку на лоб.
Проминая лыжню, через всю деревню пошли к дому Смердова.
— Он их на крыльце ставит…
На крыльце лыж не оказалось.
Кремер заглянул в окно. Напротив висела репродукция — «Русский шахматист Карманниковъ», рядом, на картине, толстенький, с невыразительным лицом ангел подавал горстку пухлых пальцев благообразному человечку с брюшком.
— Ангел выводит апостола из темницы! — громко, как глухому, объяснил Степан.
По бревенчатому пандусу поднялись в крытый двор, наглухо, как везде в этих местах, соединенный с домом.
Кремер ко всему присматривался, словно еще надеялся обнаружить икону.
Двор был невелик, в клети располагались необходимые в хозяйстве косы, березовые веники, припасенный для стен мох, брюквенное семя.
— От желудка, — пояснил Степан.
Двор, пандус, по которому въезжали в санях на второй этаж, незнакомая утварь и поделки отвлекали Кремера от той задачи, которую он поставил себе, входя в дом.
Смердов жил скромно, но не бедствовал. В старом ларе Кремер увидел два мешка белой муки и большой бумажный куль кускового сахара. Отдельно лежали сухари.
Ровный слой снежинок, рассеянных по клети, наводил на мысль, что последние несколько дней сюда никто не заглядывал. Зато в сарае перед Кремером предстали следы разгрома: тряпье выброшено из пестерей и разметано по полу, пустая кадушка перевернута. У порога валялся давно не чищенный, покрытый зеленью ковш. Пустое ведро смято и отброшено к ларю, квадратный зев которого закрывал выдернутый наполовину кургузый пиджак.
Степан, оставленный Кремером снаружи, этого не видел, и на его объяснения Кремер не мог рассчитывать. Несколько минут он молча рассматривал помешавшую кому-то старинную ендову, вальки с потускневшими рисунками, рассыпанные берестяные пастушьи рожки. Здесь было чем поживиться любителям старины!
Все же, подумал, Кремер, разгром в сарае — дело не их рук.
Сбоку, у дверей, стояла самодельная деревянная ступа, на ней он увидел затвердевшую недокуренную папиросу, мундштук которой ни в одном месте не казался примятым.
Кремер вышел на улицу. Несметная галочья стая не замедлила взлететь при его появлении. Морозный день проглядывался в потоке холодного неяркого света. Молоковоз покуривал у крыльца, привычно отставляя «Беломор» далеко от губ.
— Где вы вчера встретились с Игнатом Васильевичем? — спросил Кремер. — Он ведь вместе с вами сюда приехал…
— Когда я к тебе-то направился? — Молоковоз закряхтел. — Догнал он — тоже из Ухзанги шел… Лыж, гляжу, так и нет?
«Точку поставит пуля» — один из первых больших романов Леонида Словина. В нем рассказывается о начальнике уголовного розыска транспортной милиции Игумнове, начальнике ГАИ Бакланове и их друге и бывшем коллеге, а сейчас частном детективе по кличке Рэмбо.В романе показаны трудовые будни работников уголовного розыска, борьба с уголовниками, проникновение в Россию узбекской мафии. Драка за «пирог» авторитетов уголовного мира и воров в законе.
…В маленьком спокойном южном городке однажды произошел пожар. Несчастный случай? Или — тщательно продуманное преступление? И — так ли уж безмятежен этот маленький городок, как кажется поначалу?..Читайте! Размышляйте! Ищите ответы!
Война столичной мафии с финансовыми воротилами началась с убийства банкира и его телохранителя. Чем ответит на это банковский капитал? Тем же самым. И скоро полетят головы воровских «паханов». Органам правопорядка остается только наблюдать за этой войной со стороны, вмешиваясь в конфликт, когда стороны переходят к открытому выяснению отношений. Но детектив охранно — сыскного агенства по кличке «Рэмбо» пытается разобраться в ситуации и выйти на основного «кукловода», в чьих руках находится «карта боевых действий».
Леонид Словин (1930 г.) начал печататься в середине 60-х годов. Его жизненный опыт оказался как нельзя кстати для работы в жанре отечественного детектива, где в отличие от зарубежного главным героем является не частный сыщик, а розыскник, находящийся на государственной службе, и от автора, кроме художественного мастерства, требуется еще и профессиональное знание организации криминального сыска, тактики и техники расследования.За плечами Л. Словина судебно-следственный факультет юридического института, стаж работы в адвокатуре и свыше двух десятилетий службы в уголовном розыске Костромы и Московской транспортной милиции.Место действия его произведений — это почти всегда заполненные пассажирами платформы столичного вокзала, лабиринты камер хранения, пригородные и дальние поезда, вследствие чего Л.
Повесть о нелегкой борьбе с мафией за честное имя человека, за возможность говорить правду, за справедливость. Действие происходит в 1980 году в Узбекистане.
Эта книга — о реальных людях: прокурорах и следователях. В основе сюжета каждого произведения — конкретные дела из их практики, подлинные события, участниками которых им довелось быть. Герои книги стоят на страже советских законов.Авторы сборника не только профессиональные литераторы и журналисты, но и практические работники прокуратуры.
Однажды Борис Павлович Бeлкин, 42-лeтний прeподаватeль философского факультета, возвращается в Санкт-Пeтeрбург из очередной выматывающей поездки за границу. И сразу после приземления самолета получает странный тeлeфонный звонок. Звонок этот нe только окунет Белкина в чужое прошлое, но сделает его на время детективом, от которого вечно ускользает разгадка. Тонкая, философская и метафоричная проза о врeмeни, памяти, любви и о том, как все это замысловато пeрeплeтаeтся, нe оставляя никаких следов, кроме днeвниковых записей, которые никто нe можeт прочесть.
Выйдя на улицу, чтобы немного прийти в себя после бурного выпускного вечера, шестнадцатилетняя Мария Вестон исчезает навсегда. Девушку считают погибшей, однако спустя двадцать пять лет одноклассники начинают получать от нее письма с угрозами. Неужели она жива и долгие годы скрывалась, но зачем? Больше остальных напугана успешная предпринимательница Луиза Уильямс, которая уверена, что страшная судьба Марии целиком и полностью лежит на ее совести. Роман Лоры Маршалл — это будоражащее кровь погружение в бездну страхов, сомнений, амбиций и не изжитых комплексов.
Кен Фоллетт — один из самых знаменитых писателей Великобритании, мастер детективного, остросюжетного и исторического романа. Лауреат премии Эдгара По. Его романы переведены на все ведущие языки мира и изданы в 27 странах. Содержание: Скандал с Модильяни Бумажные деньги Трое Ключ к Ребекке Человек из Санкт-Петербурга На крыльях орла В логове львов Ночь над водой.
В самой середине 90-тых годов прошлого века жизнь приобрела странные очертания, произошел транзит эпох, а обитатели осваивали изменения с разной степенью успешности. Катя Малышева устраивалась в транзитной стадии тремя разными способами. Во-первых, продолжала служить в издательстве «Факел», хотя ни работы, ни денег там почти не наблюдалось. Во-вторых редактировала не совсем художественную беллетристику в частных конторах, там и то и другое бытовало необходимом для жизни количестве. А в третьих, Катя стала компаньоном старому другу Валентину в агентстве «Аргус».
Наталия Новохатская Предлагает серию развернутых описаний, сначала советской (немного), затем дальнейшей российской жизни за последние 20 с лишком лет, с заметным уклоном в криминально-приключенческую сторону. Главная героиня, она же основной рассказчик — детектив-самоучка, некая Катя Малышева. Серия предназначена для более или менее просвещенной аудитории со здоровой психикой и почти не содержит описаний кровавых убийств или прочих резких отклонений от здорового образа жизни. В читателе предполагается чувство юмора, хотя бы в малой степени, допускающей, что можно смеяться над собой.
