Время черной луны - [14]

* * *

Не делай людям добра, не получишь зла. Монголу довелось убедиться в этом в полной мере. Что получил он за свою доброту? Ни хрена! Мало того, очень многое потерял.

Пиджак ладно, бог с ним, с пиджаком, а мобильник жалко. Новенький, всего месяц назад купленный, с телефонами друзей, деловых партнеров, барышень всяких разных. Хорошо, кое-какие номера, самые важные, он предусмотрительно продублировал в записной книжке, но вот, к примеру, телефончик той рыженькой модельки с недавней презентации потерян безвозвратно.

А портмоне… Хорошо еще, что банковские карточки удалось заблокировать тем же недобрым утром, сразу, как только обнаружилась пропажа, и со счетов ничего не увели. А ведь могли запросто.

Но главное – загранпаспорт. О нем бы Монгол вообще не вспомнил, если бы вечером не позвонили лондонские партнеры и не поинтересовались, когда господин Сиротин планирует посетить туманный Альбион. А какой теперь, к чертовой матери, Альбион без паспорта-то? Сколько ж волокиты теперь, чтобы его восстановить! За две недели, оставшиеся до визита в Лондон, можно и не управиться, даже подключив имеющиеся связи. И тогда важной сделке кирдык.

А во всем виноват этот провокатор! Монгол бросил уничтожающий взгляд на вызванного на ночь глядя Зубарева. У товарища форс-мажор, сделка века срывается, а он присел, понимаешь, на краешек кресла, точно гимназистка, глаза свои бесстыжие вытаращил – я не я, и корова не моя…

– Так, может, это… – друг почесал заросший редкой щетиной подбородок, посмотрел заискивающе, – может, ты номер «Скорой» запомнил?

– Не запомнил! Мне больше делать было нечего, как номера запоминать! – Монгол потянулся за бутылкой с виски, плеснул себе на дно бокала. Зубареву предлагать не стал – обойдется.

– А если в «Скорую» позвонить, спросить, куда нашу мертвячку увезли?

– Мертвячку… – Монгол поморщился. – Сейчас ты у меня мертвяком станешь, советчик хренов! Ну какая «Скорая» в одиннадцатом часу вечера?! Что ты несешь?!

Зубарев на угрозу не отреагировал – привык, видно, – тоскливо посмотрел на бутылку с виски, сглотнул. Жажда мучает паразита. Неудивительно после вчерашнего-то.

– Не гляди – не обломится, – Монгол мстительно улыбнулся и спрятал бутылку в ящик письменного стола.

– А Валик-то попал, – Зубарев тяжко вздохнул: сожалея не то о нелегкой доле Франкенштейна, не то об исчезнувшей бутылке с виски, – звонил мне сегодня, жаловался. Говорит, выговор вкатают с занесением в личное дело.

– Поделом.

– Ну как же поделом?! Он ведь, можно сказать, человека от верной смерти спас! – возмутился друг. – А ты – поделом.

– Человека от верной смерти не он спас, а я. – Монгол раздраженно потер глаза. – А он в это время без чувств валялся. Как и ты, между прочим.

– Я без чувств валялся не от страха, а от невоздержанного пития, – Зубарев обиженно засопел. – Наверное, водка паленая попалась.

– Водка паленая, голова соломенная… Что делать-то теперь? Мне паспорт нужен до зарезу!

– А вот в этом попрошу нас с Валиком не обвинять! Пиджачок ты на покойницу сам, своими собственными руками набросил, из самых лучших человеческих побуждений, чтобы ее ножки стройные не замерзли.

– Когда ж ты ножки стройные успел разглядеть? – удивился Монгол.

– Успел. – Зубарев выпятил грудь, приосанился.

– Наш пострел везде поспел…

– Монгол, ну будь человеком, – лицо друга сделалось жалобно-просительным, – плесни сто грамм для поправки здоровья.

Что ты с ним сделаешь, с обалдуем этим?! Монгол достал бутылку, зло бухнул ее на стол.

– Лечись, ирод!

Зубарев не стал заморачиваться с бокалом, отхлебнул прямо из горлышка, удовлетворенно икнул и, окинув Монгола потеплевшим взглядом, сообщил:

– А я знаю, как твоей беде помочь. Вот зря ты на Валика, друга моего, бочку катишь. А Валик у нас кто?

– Валик у нас козел. Если бы не он, мы бы вчера дома ночевали, а не в морге.

– Не козел, – Зубарев неодобрительно нахмурился, – а человек со связями в медицинском мире.

– Да что ты говоришь?! Прямо-таки со связями?! И насколько обширны его связи?

– Обширны, будь уверен. Ему узнать, в какую больницу девчонку увезли, – раз плюнуть.

– Кто сказал? – Монгол, упершись ладонями в стол, навис над вжавшимся в кресло Зубаревым.

– Так Валик и сказал сегодня утром.

– А ты почему молчал?

– Кто молчал? Ничего я не молчал. Я вот сразу все рассказал.

– Сразу?! После двух часов переливания из пустого в порожнее?! – Руки так и зачесались врезать товарищу по наглой морде.

– Надо ж было тебе выговориться, выплеснуть, так сказать, негатив, – Зубарев, почуявши неладное, втянул голову в плечи.

– Я сейчас выплесну негатив! Я сейчас так выплесну… – Монгол огляделся, схватил со стола телефонную трубку, швырнул ею в друга и прорычал: – Звони этому своему с обширными связями. И моли бога, чтобы он мне помог.

Надежды оказались напрасными. То есть Валик, наверное, был бы и рад услужить новому приятелю, если бы не находился в бесчувственном состоянии. В предвосхищении выговора с занесением в личное дело зубаревский дружок ушел в запой. Понять это было несложно по его нечленораздельной речи, то и дело переходящей в горестные завывания. По всему выходило, что до завтрашнего дня Франкенштейн им не помощник…