Время "Ч" - [40]

Затем меня вызвали в Монкаду, и на ферму я больше не возвращался. Войдя в военный госпиталь, расположенный рядом с казармой, я увидел гору трупов. У всех убитых руки были связаны галстуками от военной формы, в которую повстанцы были переодеты во время штурма. В четыре часа дня мне приказали отобрать несколько наименее обезображенных тел и разбросать их по Монкаде. Потребовалось создать видимость, что все они были убиты в бою.

* * *

Как потом стало известно, захваченных в плен раненых расстреливали по очереди целыми группами. Множество мертвых тел поспешно разложили по всей крепости, куда вскоре должны были приехать на пресс-конференцию журналисты — для них, собственно, и устраивался этот спектакль. Работа была нелегкой: сорок восемь трупов лежали вповалку точно дрова; лица у многих были покрыты запекшейся кровью, которую приходилось отмывать. С мертвых повстанцев сняли обувь, рубашки, часы, вытащили из карманов ценные вещи, деньги. Офицеры и солдаты имели вид обезумевших от крови диких зверей. Из города привезли большие ящики из-под холодильников и запихнули в каждый из них по семь-восемь трупов».[39]

«Что делали с ними там, за дверьми? Нам так и не удалось это узнать; им повыбивали все зубы прикладом, и они были просто не в состоянии сказать нам что-либо, лишь раскрывали рты с окровавленными деснами, пытаясь произнести какие-то слова, которые нельзя было разобрать».[40]

5

Так и осталось невыясненным, где был и что делал Хулио Триго между девятью часами 25 июля, когда он расстался со своими товарищами, и пятью утра 26 июля — в это время его встретили в городской больнице люди Абеля. Существует ряд противоречивых версий на этот счет. Одни говорят, что он провел всю ночь в доме своего приятеля; тот же утверждает, что Хулио у него не был. Другие выдвигают предположение, что он заночевал на автобусной станции; третьи считают, что он остался на улице Сельда, 8. Кто-то вроде бы видел его на улицах Сантьяго бродившим в ожидании начала выступления, участвовать в котором он решил вопреки приказу Абеля. Достоверно известно лишь то, что Хулио Триго не вернулся в Гавану, как думали его товарищи.

На следующий день в пять пятнадцать утра он был в больнице. Как он там оказался? Возможно, у него вновь открылось кровотечение и он обратился туда за помощью. Так, по крайней мере, утверждает Мельба Эрнандес: «В больнице нам встретился юноша, одетый в белоснежную гуаяберу. Судя по всему, он пришел сюда за медицинской помощью. Увидев нашу группу, переодетую в военную форму, он посмотрел на нас с глубоким презрением — принял нас за солдат. Это был Хулио Трйго».

Педро, брат Хулио, и Кинтела считают, что повторного приступа у него не было, просто он находился неподалеку от больницы, томимый желанием участвовать в штурме. Когда начали стрелять, он вбежал в больницу в там остался. Так или иначе, в пять пятнадцать Хулио Триго был в больнице. Он разделил судьбу повстанцев, захвативших больницу. Правда, о нем рассказало, быть может, чуть больше, чем о других людях Абеля. Вспоминает Мельба:

«Когда мы объяснили ему, кто мы, он сразу же к нам присоединился. Не знаю, где ему удалось раздобыть военную форму. Лишнего оружия для него у нас не было. Но тут случилось так, что стекло одного из окон разлетелось от пули вдребезги и осколками поранило лицо Хулио Рейесу. Пока мы делали ему перевязку, Триго стрелял из его двустволки. После того как Рейес вновь занял свой боевой пост, Хулио никак не хотел расставаться с его ружьем. Позже он завладел автоматом Томпсона, взятым у убитого капрала полиции. Когда боеприпасы кончились и Абель отдал приказ прекратить огонь, Хулио продолжал стрелять — у него еще оставались патроны. Пришлось в Категоричной форме приказать ему оставить автомат и переодеться в гражданское платье — мы надеялись, что с его помощью ему удастся спастись».[41]

* * *

Хуан Сергера, могильщик из Эль-Каней, поселка в пригороде Сантьяго:

«Пришли военные и сказали мне: «Куда бросить этих мертвяков»? Я им ответил: «Положите здесь, я их закопаю». Я взял двух помощников и выкопал могилу. Судебный секретарь сказал, что следует снять с них одежду, но никто не хотел — уж больно неприглядный вид был у этих трупов. Наконец я сам согласился их раздеть. В одном из них я узнал Маркоса Марти. Я закопал его рядом с пальмовым деревом, позже за ним приехали его родственники».[42]

* * *

«Одного за другим наших товарищей выводили из камеры пыток. Притащили юношу, которого мы перевязывали, — он был ранен в живот. На нем живого места не было, лицо заливала кровь. Трудно даже представить, как зверски его избивали. Юноша сел на пол рядом со мной. Он с трудом держался, и я попыталась подпереть его спиной. Но он все равно повалился на бок. Тогда его принялись бить ногами, еще и еще. Он потерял сознание. Потом его унесли, и я больше его не видела».[43]

* * *

«Мое имя Мануэль Прьето Арагон.

Судебные врачи, я в том числе, участвовали в трех процедурах: 26 июля в десять часов вечера — осмотр трупов; 27 июля утром — опознание трупов на месте событий; 28 июля в восемь часов утра и 29 июля в то же время — опознание трупов в морге.