Время «Ч» - [22]

…Кадыр-хан храпел так, что казалось — изо рта выскочит печень. Проблемы загробной жизни его не тревожили.

7

Такого восхождения Ларину никогда не приходилось делать. Он выложился без остатка. В этом восхождении было все: и спортивный азарт, и гордость из-за того, что, может, ни один альпинист в мире не совершал ничего подобного, но самое главное — было понимание цели: нужно к рассвету перекрыть плато, иначе враг уйдет, растворится в лабиринте хребтов и отрогов, и тогда на его поиски потребуются совсем другие силы и средства, и будет упущено время, которое на границе имеет свой особый вес.

Сергей вбил очередной крюк, прочно встал на него ногами и попытался расслабить измученное тело.

Сквозь протяжный вой ветра слышался металлический скрежет. Это Белов карабкался по его крючьям, пережигая в сердце честолюбие, неутомимо лез вверх. Надолго ли хватит этого горючего?

Всего двадцать метров до полки, до надежной опоры… Эти последние метры потребуют полной самоотдачи и спокойствия. Нельзя торопиться… Он видел однажды, как на последних метрах стенки сорвался в пропасть опытный альпинист, совершавший разведку маршрута. Он знает, почему такое случилось, и сейчас должен учитывать все. Он не имеет права проиграть. На карту ставилось гораздо больше, чем детская радость от вбитого на вершине флагштока.

Из темноты выплыла голова Белова.

— Хоп!.. — прохрипел он.

Это была команда: нужно снова подниматься, нужно преодолеть эти проклятые двадцать метров.

Ларин нащупал руками углубление, двумя расчетливыми ударами молотка вогнал костыль. Затем ухватился за него, подтянулся, болтая в пустоте ногами, уцепился за следующий выступ… Через полчаса его пальцы легли на край карниза. Он подтянулся и рывком выбросил тело на узкую полку. Это последнее резкое движение доконало его — он в изнеможении уронил голову на мокрый камень.

Прошло несколько мгновений, но они показались Ларину вечностью — видимо, сознание вырубилось. Но вот откуда-то изнутри, из спинного мозга, возник испуг — Сергей дернулся, открыл глаза. Темнота сама собой рассеялась, и он увидел дикую тропу, пробитую копытами архаров, на которую, наверное, никогда не ступала нога человека. Беспорядочно разбросанные валуны преграждали выход на плато. За ними просматривались неясные очертания крутых склонов.

Радость, необузданная радость захватила Ларина. Он забрался, он все-таки забрался сюда!

Неожиданно один из валунов двинулся на него…

Памир — это испорченное санскритское слово «Паймур», что означает «Подножие смерти». В точности этого названия Белов убедился на собственном опыте. Когда Ларин привел его к стенке и определил траверз или, как говорят военные, — «поставил задачу на движение», то первое, что хотелось сказать: «Сережа, ты что… с ума сошел?» Но перед ним был не Сережа, а старший лейтенант Ларин, поэтому Белов ответил коротко: «Есть!» — и стал затягивать страховочный пояс.

Начало восхождения было решительным: Ларин встал на его плечи и вбил первый крюк. Сначала Белов нормально выдерживал темп, контролировал пульс. Но вскоре дыхание стало сбиваться, а потом все слилось в один дурной сон: вой ветра, скрежет шипов по скале, гулкие удары молотка, загоняющего крюк или обивающего острую грань. И все время ведущим шел Ларин. Сначала Белов удивлялся, откуда берутся у того силы, потом с нетерпением ждал, когда Ларин выдохнется. Временами ему казалось, что Сергей не выдержит, сорвется вниз. Но веревка, связывающая их, призывно звала вверх. И он, скрипя зубами, лез, карабкался, полз… Как вдруг что-то там, наверху, произошло. «Страховка» обвисла, заюлила в разные стороны… «Что он делает?» — нервно подумал Белов. Николай как врач хорошо знал признаки горной болезни: неестественное возбуждение, суетная жестикуляция, беспричинное веселье… Этого еще не хватало!

8

Гафар прикоснулся к плечу Кадыр-хана:

— Саиб, саиб… Туман ушел.

Кадыр-хан открыл глаза, широко, протяжно зевнул, спокойно сказал:

— Надо перекусить.

Он развязал мешок, достал из него упакованные в целлофан брикеты прессованной баранины, сыр, хлеб. На этикетках стояла маркировка — полумесяц. «Специально для мусульман готовят», — усмехнулся старый вояка.

Они ели с удовольствием, неторопливо, тщательно пережевывая каждый кусок. Нежное тепло разливалось от желудка по всему телу. Кадыр-хану захотелось выпить — в мешке лежала фляжка виски. Но он постеснялся богомольного спутника, не захотел ронять в его глазах авторитет «борца за веру».

Насытившись, они обогнули каменистую гряду и вышли на широкое ледяное поле, припорошенное свежим снежком.

— Нужно связаться… Могут быть трещины… — неуверенно промолвил Гафар. — Так учили…

— Трещину увидим. Снег тонкий, — недовольно проворчал Кадыр-хан; ему не хотелось, как собаке на поводке, идти впереди этого сосунка.

Кадыр-хан сделал несколько уверенных шагов по голубоватой гладкой поверхности и тут же, вскрикнув, провалился в пустоту. Он съежился, ожидая неминуемого удара, но тело с плеском погрузилось в ледяную воду. Вот тогда по достоинству оценил Кадыр-хан заморский «скафандр»: капюшон, ботинки, перчатки составляли единое целое, практически непроницаемое снаружи. Только лицо обожгли холодные брызги. Почувствовав под ногами опору, Кадыр-хан поспешно повернул до отказа рычажок электрического обогрева.