Время борьбы - [38]
Надо прочитать лидовские дневники самых страшных военных месяцев. Где, например, среди мыслей о начавшемся немецком наступлении на Вязьму и о положении обреченного города, который они вынуждены покидать, вас пронзит такая запись:
«Думал о судьбе знакомых мне ни в чем не повинных, мирных, хороших людей, о судьбе 12-летней Вали – нашей соседки. Ее отец – на фронте, мать – на девятом месяце. Валя – умница, хорошая, воспитанная девочка. Когда я сказал ей: „Ничего, Валя, выживем“, она ответила: „Выживем, да не все“. Я улыбался ей, но знал, что она-то, наверное, и не выживет. Зная историю Минска, Смоленска и Гомеля, можно было предвидеть и трагедию Вязьмы».
Это он записал 2 октября 41-го. А 6 октября: «Вязьма накануне вечером эвакуирована – учреждениям было предложено покинуть город в 15 минут. (Валя, где ты? Где-нибудь на морозной дороге, среди ночи в поле с беременной матерью бредешь на восток...)».
У него множество неотложных забот, со всех сторон – удары на его голову, но... он помнит о Вале!
Наверное, вспомнил ее и тогда, когда стоял в Петрищеве над разрытой могилой, видя, что повесили немцы... совсем еще девочку. Всего лет на шесть старше той Вали, да и его Светлана не намного моложе...
Когда душа все это вмещает и на все откликается, только тогда может быть написана «Таня». Так, как она написана.
А начиная работу над вторым очерком – «Кто была Таня» (уже стало известно, что это Зоя Космодемьянская), Лидов записал в дневнике следующее:
«Еще там, в придорожной избе, слушая рассказ старика, хозяйка сказала: „Неужто все это правда, неужто бывают такие?“ Да, „такие“ были, есть и будут. Я хочу рассказать в этом очерке, откуда берутся „такие“. Я хочу показать, что не порыв чувств, а большая любовь к Родине, к своему народу помогла Зое совершить подвиг».
Он сумел в своем очерке это показать. И сделал еще больше: ценой собственной жизни доказал, что такие у нас есть и будут.
Вместе с другом Сергеем Струнниковым, военным фотокорреспондентом «Правды», сделавшим потрясающий снимок истерзанной «Тани», он погибнет при исполнении служебных обязанностей 22 июня 1944 года. Ровно три года спустя после начала войны и меньше чем за год до нашей Победы.
Его публикации о Зое Космодемьянской нашли отзвук в сердцах советских людей, и она живет в памяти народа и сегодня. Рассказы очевидцев, жителей деревни, вызывают потрясение и восхищение мужеством, невероятной силой духа совсем юной нашей соотечественницы.
– Мне не страшно умирать, товарищи! – успела сказать Зоя уже с петлей на шее. – Это счастье умереть за свой народ...
И еще успела крикнуть громким и чистым голосом, обращаясь к стоящим вокруг местным жителям:
– Эй, товарищи! Чего смотрите невесело? Будьте смелее, боритесь, бейте немцев, жгите, травите!
На Руси испокон веку великомученики становились святыми. И она стала великомученицей. То есть в восприятии народа – истинно святой.
Служение памяти
Почти совсем незаметно прошел в нынешней России двухсотлетний юбилей великого Тютчева. Ни массовых праздников по стране, где прозвучало бы слово русского поэтического гения, ни множества достойных передач по телевидению. Оно и понятно: это же вам не Макаревич какой-нибудь, целую неделю отмечавший в те дни на всех телеканалах свое пятидесятилетие. Вон в программу «Первого канала» даже «любимый фильм А. Макаревича» удумали включить.
И стоит ли на этом фоне удивляться, что абсолютно незамеченным остался уход из жизни выдающегося подвижника – Владимира Даниловича Гамолина, человека, посвятившего свою жизнь пропаганде поэтического наследия Тютчева.
Между тем Вадим Валерианович Кожинов еще десять лет назад назвал жизненное деяние В. Д. Гамолина подвигом. Скромный сельский учитель, он воскресил тютчевский Овстуг, создал здесь, в селе на Брянщине, где великий поэт родился и провел немало заветных дней, замечательный мемориальный музей-усадьбу, ставший в один ряд с пушкинским Михайловским и лермонтовскими Тарханами.
А ведь было время, когда в Овстуге о Тютчеве не напоминало почти ничего. Главный усадебный дом, изрядно обветшавший, еще в 1914 году разобрали на кирпичи, чтобы построить из них здание волостной управы. Церковь в 1941-м взорвали немцы – им нужен был материал на прокладку дороги для танков Гудериана. И они же вырубили большой парк, боясь, что здесь будут укрываться партизаны.
Вот в каком состоянии видел тютчевскую усадьбу Владимир Гамолин, уезжая из родных мест после школы учиться в Ленинградский педагогический институт имени А. И. Герцена. В таком же состоянии застал ее и после возвращения в 1955 году. Окончив институт, он по направлению учительствовал на Сахалине, затем отслужил в армии на Камчатке. Но все-таки вернулся сюда. Потому что не мог не вернуться.
Иногда говорят: впитал любовь к чему-то или к кому-то с молоком матери. Ему необыкновенная любовь к Тютчеву передалась от отца. Был Данила Васильевич простым крестьянином, потом – председателем колхоза, сельсовета. И, видимо, знание того, что именно в этом месте, на этой земле, среди этой природы появился на свет и возрос тютчевский гений, произвело еще с ранних лет столь сильное впечатление на крестьянского мальчика, что потянулся он к стихам знаменитого земляка, переходя от простых ко все более сложным. Да так и остался покоренным великой поэзией Тютчева на всю жизнь, передав глубокое свое чувство сыну.
