Время банкетов - [21]

Итак, смысл банкета мог скрываться в исполненной на нем музыке; этому можно привести немало других доказательств. Но то был далеко не единственный способ передавать информацию, минуя тосты. Конечно, очень значимо было украшение залов, однако на этот счет относительно ранних банкетов у нас очень мало информации; зато мы можем присмотреться к другим вещам: к личности чествуемого депутата, к дате банкета и даже к блюдам, подаваемым гостям; все это может быть исполнено смысла и подлежать более или менее правдоподобной интерпретации.

Чествование депутата

Первым депутатом, который удостоился восторженного приема и банкета в свою честь, стал весьма своеобразный персонаж, потомок древнего и знатного рода Марк-Рене-Мари де Вуайе, маркиз д’Аржансон. Ему, точно так же как и Лафайету, по причине благородного происхождения и аристократических родственных связей (он был приемным отцом молодого герцога де Броя, одного из двух пэров Франции, участвовавших в банкете в «Радуге») был гарантирован со стороны местных властей уважительный прием, граничивший с безнаказанностью. Итак, те, кто чествовал Вуайе д’Аржансона — граждане Пуатье и Шательро в июне 1818 года, а затем, в сентябре, жители Верхнего Эльзаса, имели все основания ожидать, что его покровительство обеспечит им защиту от префектов, и те в самом худшем случае в грубой форме выскажут свое неудовольствие, но не пойдут на более жесткие меры. В то же время в лице Аржансона участники банкетов чествовали, разумеется, не великого оратора, каковым тот никогда не был, но человека абсолютной личной порядочности, администратора, который, занимая несколько лет назад пост префекта департамента Устье Эско, принял сторону своих подопечных, рискуя навлечь на себя гнев императора, а главное, был единственным, кто осенью 1815 года имел мужество с трибуны «бесподобной палаты» осудить резню протестантов на юге Франции; резню эту совершали фанатичные банды под руководством Трестайона при полном бездействии местных властей и при полном же молчании цензурируемой прессы. Во Франции не было ни одного либерала и ни одного протестанта, которые бы об этом не знали. Аржансон был живым символом неприятия Белого террора и религиозной нетерпимости ультрароялистов[78].

Узнав о приезде Аржансона в его поместье «Вязы», «самые достойные жители Пуатье» решили в воскресенье 21 июня дать в его честь обед, о котором нам ничего не известно, кроме того факта, что он сопровождался «щедрыми изъявлениями самых достойных чувств, самого чистого патриотизма и самого полного единения» и что не были забыты и бедные, которым назавтра раздали четыре тысячи фунтов хлеба. В следующее воскресенье восемьдесят нотаблей Шательро последовали примеру жителей Пуатье. Об этом банкете нам известно чуть больше благодаря реакции мэра города: он, протестант, назначенный префектом, разумеется, стремился в первую очередь доказать, что не имеет никакого отношения к этому нелепому и неуместному чествованию депутата от оппозиции. В письме в «Газету прений» он подчеркивает, что отказал устроителям банкета в предоставлении муниципального помещения и сделал все возможное, чтобы уменьшить число избирателей-протестантов, входящих в число гостей (ему трудно было повлиять на общее число участников, если учесть, что в конце концов обед был устроен на территории публичного гулянья). Наконец, сообщал он, «не наблюдалось ни иллюминации, ни энтузиазма со стороны народа, порядочные представители которого смотрели на это собрание с живейшим неодобрением». Выражение он подобрал бесспорно неудачное, на что и указал в своей реплике, исполненной сокрушительной иронии, Вуайе д’Аржансон[79].

Либеральная пресса 1818 года описывает и два других больших банкета: они были устроены в честь двух нормандских депутатов, Биньона и Дюпона из Эра, в Лез-Андели 10 сентября и в Руане неделей позже[80]. За несколько месяцев до этого Биньон взял слово в палате, чтобы потребовать возвращения тех, кто был отправлен в изгнание во время Белого террора: накануне отбытия из Франции последних иностранных оккупационных войск это было одним из главных требований «независимых». Со своей стороны, Дюпон из Эра потребовал отмены цензуры и восстановления свободы печати. В ту пору об их выступлениях знали все; точно так же, как в Пуатье и Шательро, не было никакой необходимости упоминать об этом в тостах. Все же в самом конце трапезы почтенные депутаты ненадолго брали слово, чтобы поблагодарить собравшихся и заверить избирателей «в своей готовности неустанно защищать интересы страны и добиваться точного следования Конституционной хартии».

Выбор даты

Совершенно очевидно, что дата, на которую назначен банкет, не может считаться незначащей. В самом деле, люди первой трети XIX века отличались обостренной чувствительностью к датам и юбилеям, причем это касалось всех слоев населения. В своем исследовании народных протестов во Франции в 1789–1820 годах Ричард Кобб замечает между прочим, что во время Революции бунты и резня совершались не в любой момент, а в строго определенное время: таким образом, всякому добросовестному полицейскому достаточно было ознакомиться с общенациональным и местным политическим календарем, чтобы заранее быть готовым противостоять тем, кто станет мстить за кровь, пролитую прежде