Времетрясение. Фокус-покус - [3]

2

Представьте себе: крупный американский университет распускает свою футбольную команду – и это нормально. Территорию неиспользуемого стадиона отдают под эксперименты с атомной бомбой. По-вашему, это нормально? Килгор Траут, как он есть!

Я говорю о своей альма-матер, Чикагском университете. В декабре 1942-го, за несколько лет до моего поступления, под трибунами университетского стадиона ученые запустили первую в мире цепную ядерную реакцию, чтобы экспериментально подтвердить возможность создания атомной бомбы. Мы воевали с Германией и Японией.

Пятьдесят три года спустя, 6 августа 1995-го, в здании университетской церкви состоялось большое собрание по случаю пятидесятилетней годовщины взрыва первой атомной бомбы. Над японским городом Хиросимой. Я тоже присутствовал на этом собрании.

Среди выступавших был физик Лео Серен, один из тех, кто полвека назад подготовил и осуществил успешный эксперимент под трибунами опустевшего футбольного стадиона. А теперь вдумайтесь: он извинялся за то, что сделал!

Ему никто не сказал, что на этой планете, где самые умные животные так ненавидят жизнь, физику не за что извиняться.

Теперь представьте себе: человек создает водородную бомбу для этих параноиков в Советском Союзе, доводит ее до ума, чтобы она точно сработала, если что, а потом получает Нобелевскую премию! История вполне в духе Килгора Траута. Но такой человек был в действительности. Я говорю о ныне покойном физике Андрее Сахарове.

В 1975 году ему присудили Нобелевскую премию мира за активные выступления с требованием прекратить испытания ядерного оружия. Ну, да. Свою водородную бомбу он к тому времени уже испытал. Его жена была детским врачом! Что же это за люди? Как мужчина, женатый на женщине, которая лечит больных детей, может работать над усовершенствованием водородной бомбы? Как женщина врач-педиатр может жить с человеком, до такой степени ненормальным?

– Солнышко, как у тебя на работе? Все хорошо?

– Все отлично. Бомба практически готова. А как у тебя? Тот малыш, у которого ветрянка, пошел на поправку?

* * *

В 1975 году Андрей Сахаров был своего рода святым. Теперь, с окончанием холодной войны, это как-то забылось. Он был советским диссидентом. Призывал запретить разработку и испытания ядерного оружия, а также требовал больше свобод для своего народа. Его исключили из академии наук. Выслали из Москвы на какой-то крошечный полустанок посреди вечной мерзлоты.

Ему не дали возможности выехать в Осло, чтобы получить Нобелевскую премию лично. Премию за Андрея Сахарова получила его жена, врач-педиатр Елена Боннэр. Но не пора ли задаться вопросом, кто больше достоин Премии мира: детский врач – и вообще любой врач – или человек, приложивший руку к созданию водородной бомбы, для какого угодно правительства, по каким бы то ни было соображениям?

Права человека? А водородную бомбу волнуют права человека? Водородную бомбу волнуют права хоть каких-то форм жизни?

В июне 1987 года Сахарову присудили почетную степень доктора гуманитарных наук и должны были вручить диплом Колледжа Стейтен-Айленд в Нью-Йорке. Его снова не выпустили из СССР, и он не смог лично присутствовать на церемонии. Меня попросили выступить от его имени.

Мне нужно было всего лишь озвучить его обращение. Вот такое: «Не отказывайтесь от атомной энергии». Я произнес это, как робот.

Я был вежлив донельзя! А ведь прошло чуть больше года после самой убийственной ядерной катастрофы за всю историю нашей безумной планеты – после той страшной аварии на Чернобыльской атомной электростанции на Украине. При таком выбросе радиации у детей на всем севере Европы еще много лет будут серьезные – очень серьезные – проблемы со здоровьем. Сколько работы для детских врачей!

Меня лично этот нелепый призыв академика Сахарова обнадежил значительно меньше, чем поступок пожарных из города Скенектади, штат Нью-Йорк, где я когда-то работал. После известия о катастрофе в Чернобыле пожарные из Скенектади написали письмо своим собратьям по цеху, работавшим на ликвидации последствий аварии – написали о том, как они восхищаются и гордятся самоотверженной храбростью этих людей, которые спасали чужие жизни и чужое имущество, не заботясь о собственной безопасности.

Ура пожарным!

Кем бы ни были эти люди в обычной жизни – да пусть хоть законченными подонками, – в критической ситуации все они могут вести себя, как святые.

Ура пожарным.

3

Во «Времетрясении-1» Килгор Траут написал рассказ про атомную бомбу. Из-за времетрясения ему пришлось написать его дважды. Напоминаю: из-за сбоя во времени ему, мне, вам и всем остальным пришлось вернуться на десять лет в прошлое и еще раз прожить уже прожитые десять лет – с 17 февраля 1991 года до 12 февраля 2001 года – причем в точности повторяя все то, что мы делали и говорили на первом круге.

Траут был не против написать этот рассказ еще раз. Что в первый раз, что во второй, жизнь как была дерьмом, так и осталась, но пока он сидел, сгорбившись над блокнотом, и выводил слова на разлинованных желтых листах, он от всего отключался и выпадал из дерьмовой действительности.

Он назвал свой рассказ «Ничего смешного». Его никто не читал. Траут сразу же выбросил рукопись на помойку. А потом выбросил еще раз – после времетрясения. На пикнике на морском берегу, в самом конце «Времетрясения-1», летом 2001 года, когда нас снова пришибло свободой воли, Траут вспомнил обо всех рассказах, которые он разорвал на мелкие кусочки и спустил в унитаз или попросту выкинул на помойку, и сказал так: «Бог дал, Бог взял».