Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга I - [6]

Присутствовавшие невольно переглянулись. Каждому из них было известно, что Александр VI постоянно носил на шее ладонку, с которой была тесно связана вся его судьба. Когда он был еще кардиналом, какая-то цыганка, даря ему эту ладонку, предсказала, что он не умрет до тех пор, покуда будет носить ее на шее… Занятый мыслью об отравлении кардиналов, с утра 18 августа 1503 года, Александр VI забыл надеть на шею роковой подарок цыганки и вспомнил о нем только вечером, именно тогда, когда, должно быть тоже по рассеянности буфетчика, выпил бокал вина отравленного, приготовленного для кардиналов. Посланный в комнаты, по возвращении своем в сад /ужинали на открытом воздухе/, нашел гостей в страшном смятении, а папу и его сына Цезаря в предсмертной истоме: оба попали в ту яму, которую рыли другим. Александр умер в жестоких мучениях, но Цезарь остался жив, благодаря ваннам из горячей бычьей крови.

Безобразно раздутый и зловонный труп папы-изверга с великим трудом и площадной бранью едва втиснули в гроб уборщики падали, призванные для этой операции с ближайшей живодерни. Труп Александра Борджиа мог бы служить олицетворением папской власти, отныне на веки предаваемой земле, даже без надежды на воскресение, так как Александра VI можно было назвать последним теократом католицизма!

Секретарь папы, ходивший в его спальню за заветной ладанкой, клятвенно уверял, что, приближаясь к кровати, он видел покойного папу, лежащего на ней в полном облачении, озаренного светом свеч в высоких подсвечниках, окружавших этот парадный одр. Допуская, наперекор здравому смыслу, явления призраков, мы желали бы только узнать, какой силе припишут это видение мечтатели-духовидцы?

Семейство Борджиа в Риме может служить образчиком безнравственности всех владетельных особ, а за ними — духовенства, дворянства и простонародья всех герцогств и республик Италии XVI столетия. Из последних Генуе и Венеции неотъемлемо подобает незавидное право на прозвище лупанаров, вертепов распутства всей южной Европы. Хроники и памятные записки того времени изобилуют соблазнительными рассказами о том, что творилось при дворах герцогов Сфорца в Милане, Медичи во Флоренции, д'Эсте в Ферраре, Бентивольо в Болонье, Колонна в Остии, Монте-фельтри в Урбино, Малатеста в Римини и т. д., но мы не приводим этих рассказов, щадя стыдливость читателя… Поэзия, изящные художества процветали в Италии повсеместно, но вникая пристально в эти произведения, нельзя не заметить и на них клейма разврата и цинизма. Как на представителя поэзии того времени, укажем только на Аретино /1492-1557/, имевшего тысячи поклонников, поклонниц и сотни более или менее бесстыдных подражателей. Живописцы и скульпторы, исчерпав мифологические сюжеты, преимущественно те, которые льстили современному вкусу, без зазрения совести вносили характер чувственности в изваяния и в картины духовного содержания, обнажая тела святых, преимущественно женского пола, придавая их лицам черты знаменитых прелестниц либо избирая своих любовниц в натурщицы для олицетворения мадонн…

«О, матерь Божия, тебя ли,

Мое прибежище в печали,

В чертах блудницы вижу я!» —

говорит Савонаролла в поэме нашего Майкова, и эти немногие слова, вложенные поэтом в уста мученика, красноречивее целого десятка страниц характеризуют как итальянскую иконографию XVI столетия, так равно и взгляд на нее даже не фанатиков, но людей мало-мальски набожных.

Внедряясь таким образом в ту область живописи, которая для него всего менее должна бы быть доступною, разврат не миновал даже наук, особенно естественных. Первейшие врачи прилагали особое старание в изготовлении зелий: возбудительных, приворотных, плодо-убийственных и смертоносных. На все эти яды был огромный спрос, и торговля ими давала громадные барыши промышленникам. Как в любви, так и в политике яды — в Европе вообще, в Италии же в особенности — играли, как увидим, не последнюю роль. Вместе с составителями ядов и любовных эликсиров, оттесняя истинно ученых людей на задний план, горделиво выдвигались вперед астрологи, алхимики, маги, каббалисты и им подобный сброд, пользовавшийся, в Италии и повсеместно, особенной благосклонностью государей. Колумб едва мог вымолить у Изабеллы Испанской три несчастных корабля для открытия Нового Света, с его неистощимыми золотыми и серебряными рудниками, в то самое время, когда императоры, короли и герцоги тратили громадные суммы, награждая шарлатанов-алхимиков. Астролог Нострадамус был кумиром двора Генриха II во Франции и там же ученый Бернар Палисси умер в цепях, в Бастилии… Но подобных примеров в XVI веке повсюду такое великое множество, что им можно и счет потерять. Мы упомянули о них для того только, чтобы пояснить читателю, в какой мере тогда торжествовали мрак над светом, ложь над правдой, порок над добродетелью.

Как бы для полной гармонии порчи нравственной с порчей телесной, независимо от эпидемий и уже существовавших в Европе болезней, список последних увеличился еще одной гнуснейшей, с быстротой пламени распространявшейся повсюду в первые годы XVI века… Этим чудовищем (говорим о сифилисе) Европа была обязана Карлу VIII, королю французскому, или, вернее итальянской войне, им сумасбродно начатой и продолжавшейся при его преемниках, Людовике XII и Франциске I. Отклоняя от себя позорную честь ознакомления Европы с этим адским недугом, один народ ссылался на другой, придавая болезни весьма нелестное для своего соседа прилагательное. Так, испанцы называли сифилис болезнью американской, итальянцы — испанской, французы — неаполитанской, наконец, все прочие европейские народы — французской.