Временщик. Книга первая - [11]

В-третьих, он упомянул какого-то Вратаря. Это из нашего «Олимпийца», что ли? Получается, второй дом от стадиона? Так там рядом домов вообще нет. Нет, тут что-то другое, городской Вратарь!

Мои мысли развеялись столь стремительно, что я едва запомнил, о чем размышлял. Всему виной оказались словно появившиеся из пустоты ароматная тарелка с пельменями и запотевший бокал пива. Нет, здесь обошлось без магии. Просто я так задумался, что не заметил официантку. Девочка-подросток лет четырнадцати, с собранными в пучок волосами. Но самое главное – она была обычным человеком. С тусклой табличкой над головой, говорившей лишь, что помимо всего она Музыкант.

– Приятного аппетита.

– Спасибо.

Как и всякий русский человек, я относился к пельменям с бараниной с великим предубеждением. Забить и приготовить вкусного барашка – целое искусство. Я, к слову, не умел. В большинстве своем нас потчуют этим мясом с резким, отталкивающим запахом. И говорят притом, что мы, мол, ничего не понимаем.

Но эти пельмени… После первого я боялся, что попросту захлебнусь желудочным соком. Жирные, посыпанные сверху зеленым лучком, они буквально таяли во рту. Я смог оторваться только лишь чтобы попить пива. И чуть не сошел с ума повторно.

Нельзя, категорически нельзя пить вкусное разливное пиво, сваренное качественно. Потому что после этого пенный напиток с резиновым вкусом, который продают у нас, совершенно невозможно брать в рот. Мне даже казалось, что там, за дверью, находится город Пльзень, где самые настоящие чехи варят пиво. Ну не может оно быть таким вкусным!

Отодвинулся я от пустой тарелки довольным и наетым, как конь. Допил остатки пива и потянулся за деньгами. Вышло не особо бюджетно – четыреста рублей за порцию пельменей и двести пятьдесят пол-литра чешской амброзии. Но, черт возьми, они того стоили. Не знал, принято ли тут оставлять на чай, на всякий случай добавил и стал коситься в сторону выхода.

Однако стоило расправиться с ужином, как я понял, что чувствую себя здесь крайне неуютно. Как фермер в дырявом комбинезоне, вдруг оказавшийся на венском балу. С каждой прошедшей минутой риск, что меня раскроют, возрастал. Поэтому я сделал единственное правильное решение. Положил деньги на столик и тихонечко вышел. Благо, включая бармена, все были заняты просмотром очередного чернушного сюжета по телевизору.

Уже на улице вдохнул полной грудью. Тепло, приятно, даже засыпаемый в лицо снег какой-то родной. И ничего не жарко, врет этот корл по имени Троуг.

Я быстро дошел до перекрестка, повертел головой в поисках самой завалящей бабки, но не судьба. Перешел дорогу вхолостую, добрел до остановки и – о чудо! – почти сразу подошла нужная маршрутка. Плюхнулся на свободное кресло, уже вовсе игнорируя надписи поверх людей. Как я задолбался за эти два дня!

До своей остановки даже слегка задремал, отчего чуть ее не пропустил. Выскочил уже на светофоре, провожаемый нерусской бранью водителя. Почти девять. Все этот дурацкий визит в бар.

Собственно, что я узнал? Существуют Игроки. Не я один такой красивый в белом пальто. Если верить корлу, есть также еще мир Элизий. А может, не только он. Учитывая наличие разных рас, множество миров было бы совсем логичным обоснованием. У Игроков какая-то своя валюта, которую они называют пылью. Вряд ли это та, что скопилась у меня на антресоли. Что еще?

В раздумьях я добрался до подъезда. На лавочках никого. Неудивительно, метет довольно сильно, да и ветер поднялся. Открыл домофонную дверь и чуть не столкнулся лоб в лоб с соседями сверху, супружеской парой.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, Сережа. Коля, ну чего замер, пойдем.

Однако застыл неподвижно не только пятидесятилетний дядя Коля, но и я. Потому что прямо передо мной стоял очередной Игрок.

Глава 4

Один очень уважаемый классик писал, что все счастливые семьи похожи друг на друга, а каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Я был с этим категорически не согласен. Взять хотя бы Машку с ее матриархальным укладом. Она там и бог, и царь, муж в попу дует, но все счастливы. Или моих родителей, где слово отца всегда последнее. Пусть оно иногда неверное, но железобетонное и возражению не подлежит. И нормально. Каким-то образом троих детей вырастили, и тоже семья бездольной не казалась.

У дяди Коли с тетей Ниной главных, на первый взгляд, вообще не было. Они относились друг к другу с теплотой и уважением. И, страшно подумать, тоже не страдали.

Поэтому куда уж там Льву Николаевичу, попортившему не одну девку в своей деревне да сбежавшему под конец жизни от родной жены, рассказывать о семейном счастье. Одна сплошная демагогия.

– Чего завис? – спросил дядя Коля, прерывая мои раздумья о влиянии авторитета классика литературы на стереотипы мышления при создании брака. – Я ненадолго. Сказал, что тебе помочь надо.

Он поставил ящик с инструментами в коридоре и разулся. Я жестом пригласил его на кухню, где уже ждал горячий чай, а сам пристально следил за соседом. Выглядел дядя Коля… обычно. То есть, с ним не произошло никаких метаморфоз, как, например, со мной. Единственное, что выдавало в нем Игрока, – ярко подсвеченная плашка над головой.