Времени нет - [39]

Антон думал о том, как это бестактно. Это было все равно, как если бы он принялся рассказывать про какую-нибудь женщину и сказал: «она была очень красива… примерно в два раза краше вашей дочери, мадам». Однако далеко не статный и некрасивый тесть, слушая историю жены, довольно улыбался и попыхивал своей вонючей трубочкой, зажимая ее в довольно волосатых пальцах.

Антон скучал и, по всей видимости, не особенно это скрывал.

Спохватился он, когда за столом повисла неприятная пауза и обнаружилось, что все смотрят на него, явно ожидая какой-то реакции.

Он был вынужден признаться:

– Простите, Надежда Леонидовна, я не расслышал ваших последних слов.

Теща недовольно заметила:

– Не думала, что говорю так невнятно. Что ж… давайте сменим тему.

Последовала новая неуютная пауза…

Тесть решил заполнить ее следующим сообщением:

– А у нас в оркестре эпидемия посленовогодняя, – он ухмыльнулся. – Человек десять занемогли бедные, из них только скрипачей шестеро, и все не явились на репетицию. В понедельник за двоих отдуваться придется. Решительно не понимаю, как же можно так неаккуратно Новому году радоваться…

Тему подхватила дочь:

– А вот некоторые полагают, что вы там исключительно для громкости стараетесь.

Музыкант поперхнулся очередным глотком бренди.

– То есть как это для громкости?! Это ж какие-такие некоторые?

– Да так… Некоторые великие ученые, – она иронично покосилась на Антона. Тот даже вздрогнул; он никак не ожидал такого предательства.

– Да я вовсе не то имел в виду… – промямлил он, краснея.

– Тогда потрудитесь объяснить, что конкретно вы имели в виду, молодой человек! – не скрывая раздражения, поинтересовался тесть.

– Я, наверное, чего-то не понимаю… Ну а для чего же столько человек играют на одинаковых инструментах? Возможно, для усиления резонанса звуковых волн… – продолжил закапывать себя Антон.

Тесть лишь запыхтел возмущенно.

– Воистину, некоторым стоит хотя бы попытаться скрывать свое невежество, – вступилась за мужа потомственная дворянка. – Я конечно, понимаю, узкая специализация подразумевает некую ограниченность взглядов. Но…

Тут тесть взорвался:

– Резонанс! Да как у вас язык повернулся?! Я же не лезу в эти ваши… алгоритмы, если не понимаю в них ни черта! – он задохнулся.

– Мишель, тебе не стоит принимать подобные дикие замечания так близко к сердцу, – строго заметила Надежда Леонидовна. При этом смотрела она почему-то не на мужа, а на зятя. Глаза ее метали молнии.

Антон открыл было рот, но его остановил волевым жестом жены.

– Антон, – холодно произнесла предательница, – возможно, тебе стоит наконец промолчать…

Тут уже он не выдержал и вскочил.

– Возможно, мне вообще стоит уйти, дабы не стеснять вас своим присутствием?

– Не исключено, – мрачно произнес тесть.

– Папа! Антон!

«Угомонись, Ольга! Остынет, вернется», – услышал он, перед тем как захлопнуть дверь, голос тещи.

«Как бы не так!» – подумал он весело и вызвал лифт. «Буратино, сынок, я иду к тебе!»

Какой-то «мудрый человек» сказал жене, что детей надо заводить после тридцати. Она говорила об этом с весьма загадочным видом, явно ожидая расспросов о «мудреце», и не дождавшись их, обиженно поджимала губы. Антон намеренно не хотел ворошить эти кости в шкафу.

Было уже такое. Бывшая скрипачка полюбила его не первым, и несколько раз рассказывала ему о своей первой любви, пару раз о второй и однажды о третьей. После этих историй она становилась необычайно страстной. Ей все это очевидно нравилось и возбуждало, а ему было гадко и даже подташнивало. Чувствовалось, что было еще кое-что в запасе, но Антона это не интересовало, и он прямо так и заявил при ее очередной попытке предаться воспоминаниям. С тех пор она ограничивалась лишь туманными намеками… Как, например, про этого «мудреца», которому она почему-то поверила.

А Антон был бы только рад возвращаться в дом, как это пишут в идиллических зарисовках, наполненный топотом маленьких ножек. Чтобы детские ручки обнимали его за шею, и звенело колокольчиком слово «папа». Но жена объяснила ему, что это, оказывается, эгоизм. Что забота о ребенке ляжет исключительно на нее, поскольку у него времени нет даже на жену, что ж говорить о детях. «Вот доведи до ума своего Буратину, тогда поговорим», – это было ее последнее программное заявление по этому поводу. А он вообще не понимал, как это «Буратино» можно «довести до ума»…

Не прошло и часа, когда, упав на скамейку в «стакане» пассажирского терминала аэропорта «Пулково», Антон с удовольствием перевел дух. В кармане его лежал билет до Москвы, и уже через каких-то пару часов «Папа Карло» мог воссоединиться наконец с «Буратино».

Осознав это, он снова вдохнул полной грудью и даже зажмурился – он обожал воздух вокзала, особенно авиационного.

Основу всех вокзальных обонятельных коктейлей составлял, конечно, нематериальный, романтический, особенный и неописуемый «запах дальних странствий». И рождался он не в воздухе, а в голове. На железнодорожных станциях к нему примешивались приятные дегтярные нотки от рельсов и тепловозов, угольные ароматы вагонных титанов, и слишком откровенный, но все же приятный шлейф запахов от лотков с беляшами и пирожками с капустой. К сожалению, все это великолепие периодически перебивалось табачной вонью, алкогольным перегаром и туалетной хлоркой.