Времена не выбирают - [42]

«Твое одиночество относительно, Маркус», – сыронизировал, естественно, генерал Зильбер. Майор Зильбер был слишком молод, чтобы вмешиваться в разговор старших по званию, он хмурился и косил глазом на соседнюю фотографию, с которой старику улыбалась Клавочка, стоявшая на фоне какого-то незнакомого ему истребителя.

«Относительно… – повторил он, соглашаясь. – Знаю. Но вы ведь никогда не оставите меня одного. Я прав?»

«Прав, – желчно усмехнулся Эммануил. – Ты обречен быть с нами, а мы – с тобой. Ты наш живой, а мы – твои мертвые. Разве нет?»

«Меняем тему», – решил старик, которому этот разговор не нравился, и снова сосредоточился на окружающих его предметах. Вот это его не утомляло и не раздражало.

«Будем считать это тренировкой памяти, – неуверенно предположил он. – Когнитивный тренинг, как теперь говорят».

Ну если подходить к этому так… Почему бы и нет?

Оказалось, что он великолепно помнит историю любой вещи в своем кабинете. Во всяком случае, сейчас он доподлинно знал, когда, где и при каких обстоятельствах покупал ту или иную из них, или каким образом и когда попали сюда те предметы, которые не покупал он сам. Общим, что их объединяло, было то, что они стали его собственностью так давно, что успели уже состариться прямо у него на глазах и вместе с ним и превратиться в то, что на нынешнем забывшем правила хорошего тона языке называлось «антиком».

«Антик!» – Его возмущало это слово. Ну надо же додуматься назвать антиком ламповый радиоприемник фирмы Телефункен, которому и полустолетия от роду еще нет, или чудесный, вечный ремингтон, которому сносу нет и не будет, хотя ему-то как раз уже под восемьдесят. Но пятьдесят или восемьдесят, какое, к дьяволу, это имеет отношение к античности?

«Вот ведь балбесы!» – раздраженно подумал старик, но дело было не в том, как теперь называли все эти вещи, а в том, что прошло уже слишком много времени с тех пор, как он был молодым и не имел не только кабинета, но и просто своего угла, того, что называют домом все нормальные люди. Очень долго – тогда казалось, всю жизнь – его домом были жалкие ночлежки, казармы, карцеры и тюремные камеры, землянки и лесные укрывища и несметное количество меблированных комнат и гостиничных номеров. И если после этого прошла еще одна долгая жизнь, в которой он успел обзавестись и собственным домом, и кабинетом в нем, в котором успели состариться вместе с ним невиданные в его молодости личные вещи, то, значит, он и в самом деле стар. Стар, старик, вот в чем дело. А должен был бы быть молод… Ну не молод, хрен с ней, с молодостью! Прошла она, и жалеть не о чем. Однако силы где взять? Вот в чем настоящая проблема: хватит ли у него сил?

И тогда зазвонил телефон.

«Очень вовремя, – усмехнулся старик. – Как в театре».

Он заставил себя дождаться четвертого гудка.

– Слушаю, – сказал он, подняв трубку.

– Доброе утро, – сказал знакомый женский голос по ту сторону довольно значительного, насколько знал старик, пространства. – Это ты, дедушка!

– Нет, – ответил он с усмешкой. – Это тень отца Гамлета.

– Ты хочешь пойти со мной в театр? – не удивившись, парировала Деби.

– Хочу? – переспросил он. – А что с моего хотения, кроме пустого бульона?

– Завтра я буду в Тель-Авиве, – спокойно ответила она. – Послезавтра мы пойдем в театр. Ты хочешь на драму или на балет!

– В оперу. – Ему было интересно, что она ответит на это.

– А что, у вас завелась опера? – Она удивилась.

– Заводятся вши, – поправил ее Маркус. – А опера есть всегда. Не у нас, так у соседей.

– Подожди секунду, – попросила она, и он отчетливо услышал стремительное, но мягкое лопотание клавиатуры под ее пальцами.

– «Набуко» тебя устроит? – спросила Деби через минуту.

– «Набуко»? – Он натурально удивился. – Верди?

Трудно было поверить в такое совпадение, но вряд ли девочка стала бы импровизировать такие подробности: ведь его телефон, скорее всего, до сих пор слушают все кому не лень.

«Маньяки!» – устало подумал он, но сейчас их маниакальная уверенность в его потенциальной опасности была справедлива, как никогда.

– Верди? – спросил он.

– А что, есть другой «Набуко»? – поддразнила его Деби. Очень натурально поддразнила. Просто умница.

– И где это? – спросил он.

– В Бейруте, – ответила она. – Час полета…

– Я подумаю, – согласился он. – Когда ты приезжаешь?

– Утром. – Она задумалась, по-видимому, перебирая в уме оставшиеся дела. – К полудню, так будет вернее.

– Ну что ж, – раздумчиво произнес Маркус. – Если ты все-таки приедешь раньше полуночи, заезжай, не стесняйся. Ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть. Только не ночью, – добавил он через мгновение. – Ночью я сплю.

– Я приеду днем, – пообещала Деби. – Целую!

– Взаимно, – хмыкнул он, и разговор завершился.

Ну что ж, она позвонила и сказала все ожидаемые слова, и, следовательно, его волнение было оправданно. Он почему-то совсем не волновался по поводу того, что его люди не справятся, но вот о том, что случится затем, он не думать не мог. И все-таки, до тех пор пока не позвонила Деби и не сообщила, что эти двое ушли, все это было лишь вероятностью. Теперь же это стало реальностью, и значит – время было потрачено не зря. В ожидании звонка Деби Маркус – о чем бы он ни думал – на самом деле думал лишь об одном: «Что случится теперь?» И, поскольку времени у него оказалось достаточно, он успел расставить все знаки препинания в простеньком, казалось бы, предложении: «Если не я, то кто?» Выходило, что наступило то самое время, когда бездействие не благо, а действовать, так уж вышло, снова должен именно он.