Времена не выбирают - [17]

— Ничего подобного, — возразила Джил. — Я просто удивлена, вот и все.

— Понимаю. Кто он такой? Выглядит весьма привлекательно. Настоящий красавчик.

Джил заставила себя улыбнуться.

— Именно это я и ожидала от вас услышать.

— Я заметила, что у него голова перебинтована. Он что, сильно пострадал? Судя по стволу кедра, лежащему на капоте его машины, он чудом остался жив.

— Да, у него действительно серьезные травмы, и я была страшно напугана, боялась, как бы он не умер на моих глазах. Я не знала, что с ним делать, да и сейчас не могу его выпроводить, — добавила Джил немного запальчиво.

— Ну конечно, это так понятно… — торопливо пробормотала Бекки.

— Не могу, хотя он изо всех сил рвется уехать, особенно сейчас, когда почувствовал себя немного лучше.

— А ты боишься его отпустить?

— Я бы очень хотела, чтобы он уехал. Поверьте, довольно хлопотно держать в доме человека, который серьезно ранен, да еще в голову, не имея представления, насколько опасна его травма. Кроме того, это совершенно чужой человек.

— Не знаю, душенька, что и сказать. Если он ранен, то, наверное, реальной опасности твоей жизни или чести не существует. А разве он о себе ничего не рассказывал?

— Почти ничего, — с коротким смешком ответила Джил. — Он из Сан-Франциско. Зовут его Макс Горинг. Вот, пожалуй, и все. Да, еще он говорит, что работает в семейной фирме и что у него две младшие сестры и старший брат.

— И это все?

Девушка кивнула.

— Не забывайте, какое-то время он был без сознания. А сейчас, простите меня, я должна идти. Громадное дерево умудрилось упасть прямо перед мастерской отца, и мне хотелось бы успеть договориться с дорожниками, чтобы они помогли мне его оттуда убрать.

Возле дома, к своему удивлению, Джил обнаружила черную машину Огастеса. Вероятно, дорогу расчистили быстрее, чем она предполагала. Джил ускорила шаг.

В доме раздавался невнятный гул голосов. Мужчины беседовали в кухне. Сняв куртку, хозяйка поспешила туда.

Горинг, голый по пояс, сидел у окна. Только что перебинтовав пациента, Огастес склонился над ним, повернув его голову так, чтобы свет падал на зрачки. Мужчины не заметили ее появления, и Джил некоторое время молча наблюдала за ними.

Трудно представить двух столь непохожих друг на друга людей. Огастес, не очень высокий, предрасположенный к полноте, уже чуть пухловатый, с гладко выбритым лицом и светлыми волосами, одетый в классический костюм и рубашку с галстуком, был настоящим воплощением добропорядочности.

На его фоне Макс казался преступником с плаката «Их разыскивает полиция». Он так и не успел побриться, и щеки его покрывала густая темная щетина, столь же неопрятная, как и космы, падающие с повязки на лоб. Что-то хищное было во взгляде его чуть прищуренных глаз, смотревших на Огастеса искоса. Макс чувствовал себя здесь совсем как дома, по крайней мере, в его позе, спокойной и вальяжной, в том, как он вытянул вперед ноги, как удобно устроился на стуле, не было ничего от смущения или робости, которые обычно испытывает человек в чужом доме, да еще при врачебном осмотре. Создавалось впечатление, что он позволял осматривать себя из любезности, отвечая настойчивому желанию врача попрактиковаться.

— Ну как, доктор, — бодрым голосом спросила Джил, вдоволь налюбовавшись парочкой, — каков диагноз?

Оба обернулись одновременно. На розовом и гладком, словно у херувима, лице Огастеса появилась улыбка. Всем своим видом он показывал, как рад видеть хозяйку. Макс лишь взглянул на нее исподлобья и чуть прищурил глаза.

— Неплохо! — бодро заговорил Огастес с напускной веселостью, которая так раздражает в потомственных докторах. — Симптомы сотрясения мозга все еще присутствуют, и, хотя без рентгена мне не хотелось бы выносить окончательное суждение, сломанные ребра тоже имеются. Как видите, я перебинтовал их туже. Что касается раны на голове, то она заживает.

— Как ты считаешь, мистер Горинг может продолжать путь? — спросила Джил.

— Нет, ни в коем случае. Лучше ему не садиться за руль, пока голова и ребра не заживут.

Совершенно неожиданно Макс вскочил с места, переводя взгляд с Джил на Огастеса и обратно.

— Вы, оба, не будете ли вы так любезны, не говорить обо мне в моем присутствии в третьем лице! — скорее потребовал, чем попросил больной. — Мне самому решать, здоров ли я, для того чтобы ехать. — Он сделал ударение на первом слове и с издевательской усмешкой добавил: — С вашего позволения.

Огастес в ответ покровительственно похлопал его по плечу и развел руками.

— Конечно, старина. Кому решать, как не вам! Я всего лишь предупредил, что вести машину в таком состоянии — верный путь под откос или в дерево. Однако выбор за вами. Могу лишь дать добрый совет: передохните недельку-другую. А потом я вас еще раз осмотрю.

Он отвернулся от больного и стал собирать свой чемоданчик. В комнате повисла странная гнетущая тишина. Будто остановилось время. Джил решилась украдкой взглянуть на Макса. Тот смотрел на склонившегося над инструментами Огастеса. Опереточная ситуация. Глупый смешок готов был прорваться наружу, и девушке пришлось приложить руку к губам, чтобы скрыть улыбку.

Доктор тоже, видимо, почувствовал себя глупо и, словно забыв о том, что их в комнате трое, решительно заявил, обращаясь непосредственно к Джил: