Времена и люди. Разговор с другом - [89]
«Своих детей у них нет — вот и привязался к чужим, — спорил сам с собой Рясинцев, — привязался, несомненно привязался». Очень все же хотелось спросить: «А почему в одиночестве едете, на кого Тамару Борисовну оставили, распрекрасную вашу цыганочку?» Но не спросил, удержался. Заинтересовался самим этим молодежным общежитием, организацией дела. Хорошо, мол, что растут квалифицированные кадры… А потом, когда уже совсем подъезжали, сказал попросту:
— Возьмите меня с собой, майор. Честное слово, некуда деться. Огни, огни, огней много, да все чужие. Уж лучше я возле вас да возле хороших людей посижу. Может, еще шефство возьмем, а?
Иван Алексеевич замялся: вот уж не снилось ему, что он проведет этот вечер с Рясинцевым. Ну а как откажешь?
— Что ж, поедем, — сказал Иван Алексеевич. — А что до шефства, то у них шефы есть… Что есть — то есть…
Трамвай плелся необыкновенно долго. Рясинцев скучал и под конец стал жалеть, что связался со всем этим делом. «В конце концов, Федоров не совершеннейший же идиот, и если он согласился, чтобы я ехал с ним, так там ничего такого и быть не может…»
Потом он стал мысленно ругать Бельского. Ведь это из-за него он портит себе вечер. А что в благодарность? Пинки… Эхма!
— Что с вами? — спросил Иван Алексеевич.
Рясинцев поспешил улыбнуться:
— Нет, нет, ничего.
Еще прошло полчаса, и наконец Иван Алексеевич сказал:
— Приехали.
— Фу, черт, ветрище какой! — вырвалось у Рясинцева. — Поземка какая злая! Темнота… Да где мы в самом деле: в Ленинграде или не в Ленинграде?..
— В Ленинграде, в Ленинграде, в самом настоящем Питере, — успокоил его Иван Алексеевич.
В это время из темноты вынырнули несколько фигур и весело бросились навстречу Ивану Алексеевичу.
— Сашка!..
— Я самый. Решили вас встретить. Это Петро — Фонарик, вы же знакомы! А это Гришка Ибрагимов, а это Вася Решкин, наш новенький. Хотели на вокзал, но времени не хватило.
— Я, ребята, сегодня не один, со мной товарищ Рясинцев. Познакомьтесь. Отставить: рукавицы не снимать. Холодно.
«Зря я сюда приплелся», — подумал Рясинцев, снимая шинель. По всему чувствовалось, что здесь самый обычный вечер, да еще и не из богатых. Своего клуба типография не имела. Зал, в котором происходили собрания производственные и праздничные, находился на третьем этаже главного корпуса, и гул печатных машин мешал оркестру.
Рясинцев прочел программу, красиво набранную разными шрифтами: «Доклад. Выступление самодеятельности. Танцы». Он пожал плечами и стал разглядывать зал. Народ преимущественно пожилой, степенный. И молодежь вроде тех, которые встречали Ивана Алексеевича у трамвая. Не удивительно, что наша цыганочка отказалась от такой поездки! В это время кто-то рядом сказал:
— Иван Алексеевич! Очень рада, что вы приехали…
— Екатерина Григорьевна!..
Рясинцев поднял голову, увидел Катю, и в какую-то долю секунды его мысли резко изменили направление.
В рядах было очень тесно. Иван Алексеевич вскочил:
— Познакомьтесь, пожалуйста. Это тоже наш офицер, товарищ Рясинцев. Присоединился ко мне в поезде.
— И отнюдь не жалею, — подхватил Рясинцев. — Что ни говорите, а приятно чувствовать себя дважды именинником: вчера — у нас праздновали, а сегодня — у вас.
Катя улыбнулась:
— Завтра еще у наших соседей будут отмечать День Советской Армии!.. А пока что наберитесь терпения и ждите, когда начнем. Саша, развлекай гостей!
Рясинцев даже не взглянул ей вслед, искоса следил он за взглядом Ивана Алексеевича. Первая его мысль была: «Ай да Кирпичников, ай да молодец!» Он не себя хвалил — ну что там, право, — случай, просто случай, ничего больше, надо же быть справедливым в оценке. Вот у товарища Кирпичникова действительно научный прогноз! Неладно с товарищем Федоровым, и все. Статейки он, конечно, пописывал, а сам в это время… Да ну что там, все ясно даже пионеру. А вообще-то она дурнушка, рассуждал Рясинцев, который считал себя знатоком женской красоты. И променять цыганочку на такую… словом, кожа да кости. Но хватит, пора атаковать.
— Хорошенькая девчонка, — сказал Рясинцев громко. — Тихо, черт, руку сломаешь! — крикнул он, тряся рукой, которую изо всех сил сжал Иван Алексеевич. — Да что я тебе сделал? Что я плохого сказал?
— Тише, тише, — говорил Иван Алексеевич в ярости. — Ведь рядом сидят ее воспитанники.
— Да я разве против? А что она хорошень… Молчу, молчу.
Он замолчал, сделав вид, что обижен. «Вот это да, — думал он, тряся рукой. — Вот это действительно «страсти-мордасти».
— Удивляюсь вам, — тихо, но очень твердо сказал Иван Алексеевич. — Вы не мальчик, кажется, и могли бы сами понять, а если не можете понять или не хотите, так знайте, что эта, как вы сказали, девчонка — вдова, муж ее погиб на фронте, ребенок погиб здесь в блокаду. Понимаете? Надо же уважать все-таки.
— Да разве я не понимаю, разве не сочувствую, — паясничал Рясинцев. — А сказал я потому, что… ну потому, что, ей же боже, никак за вдову принять невозможно.
Но Иван Алексеевич больше не слушал его. Он был занят своими мыслями и своими наблюдениями. С удивлением заметил, что Катя не совсем такая, как всегда. Какие-то скованные движения, непросто держится. Заученная улыбка гостеприимной хозяйки, а похоже, что на душе невесело. «Почему? — спрашивал себя Иван Алексеевич и отвечал себе: — Потому что в такой день, как сегодня, в праздник, да еще в такой праздник, ей особенно тяжело и одиноко. И чувствует она себя бездомной…»
Новый роман Александра Розена «Прения сторон» посвящен теме нравственного возрождения человека, его призванию и ставит перед читателем целый ряд важных остросовременных проблем.
В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.
Александр Розен — автор многих повестей и рассказов о Советской Армии. Некоторые из них, написанные во время Великой Отечественной войны и в послевоенные годы, собраны в настоящей книге. В рассказах А. Розена раскрывается душевная красота советских воинов («Военный врач», «Легенда о пулковском тополе»), их глубокая вера в победу и несокрушимую мощь советского оружия. С большим мастерством автор отобразил совершенствование военного искусства советских офицеров («Фигурная роща»), передал динамику наступательного боя, показал громадную силу боевых традиций советских воинов («Полк продолжает путь»)
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.