Времена и люди. Разговор с другом - [68]

«Наверное, ему не хватает воздуха, — подумал Ветлугин, с сожалением глядя на Маричева. — Такой огромный человечище, а у нас здесь все совещания да заседания, все дым, да машины, да снова дым…»

Они быстро поздоровались, и Маричев сразу же потащил Ветлугина в свой кабинет. «Кирпичников подражает Бельскому, а Маричев Шаврову», — подумал Ветлугин.

И правда, если Кирпичников все завалил тяжелой купеческой мебелью и уже заказал электротехнику сделать бра, то в кабинете Маричева стояли только самые необходимые вещи: простой крашеный стол, такие же стулья, несколько полок с книгами и тут же походная койка, застланная сереньким в полоску одеялом.

Маричев был человеком очень опытным, он по первому взгляду понял, что Ветлугин приехал, чтобы поговорить откровенно. Именно этого Маричев и ждал.

— Еще несколько минут, Дмитрий Константинович. Сейчас закончу канцелярию и тогда полностью ваш.

Этим он не столько хотел уменьшить значение текущих своих дел, сколько подчеркнуть значение их встречи.

Вскоре они остались вдвоем на старой даче. Маричев с юношеской застенчивостью старался создать уют: потушил верхнюю лампу, зажег мягкий настольный свет, сел не за свой стол, а рядом с Ветлугиным и начал расспрашивать про домашние дела. Он однажды заезжал к Ветлугину, и ему там понравилось.

— Славно, славно вы живете, — сказал Маричев, вспоминая домик с заснеженными верандами. — Все условия…

— Да мы там не живем больше, — ответил Ветлугин резко.

Маричев удивился:

— Это почему?

— Все равно что брать чужое. Раньше в этом доме жили четыре офицерские семьи, а перед моим приездом — бац, выселили.

— Как это так?

— Да очень просто. Пришел начальник КЭЧ, и все. Ну не на улицу, разумеется, а в корпус «А»… Знаете, наверное, домину выстроили напротив казарм. В общем, коммунальные квартиры. Я этого нашего КЭЧ спрашиваю, а он смеется: «Генерал приказал… Ты, говорит, понимаешь, что мой заместитель по политической части приезжает? Это же второй человек в дивизии!» Пришлось съехать…

— И что же генерал?

— А это уж, кажется, мое право, захотел — обменялся.

— Ваше-то оно, конечно… Но вы подумали, какие могут пойти толки? Наверное, уже есть разговоры, что не поладили с генералом…

— Конечно, есть. А вы подумали, товарищ начальник, какие были разговоры, когда четырех офицеров вон, а начальника политотдела на их место? Жена говорит: «За всю жизнь такого сраму не было». Не лажу я с Бельским, — сказал Ветлугин. — Ну, нет контакта и нет. Двух слов с ним не могу спокойно сказать, все внутри клокочет…

Этого Маричев не ожидал. Он надеялся, что откровенный разговор, первый между ними, сегодня состоится, но он не думал, что это произойдет так быстро, не думал, что Ветлугин начнет разговор с такой прямотой.

— Это беда большая, — сказал Маричев. — Что же может быть хуже для нас, для политработников, если нет контакта со своим командиром! Но не слишком ли вы поторопились с выводом?

Ветлугин задумался.

— Да, это, пожалуй, верно: действительно, я тороплюсь. Мне совесть моя торопиться приказывает. Она, товарищ Маричев, далеко уже вперед событий забежала и спрашивает: «Ну а как с оргвыводами, товарищ Ветлугин? Надо бы оформить свое отношение к некоторым фактам». К примеру, интересуется эта особа — совесть то есть, — что происходит с одним из наших комбатов, я говорю о майоре Федорове. Осенью, во время учений, он предложил приблизить исходную позицию к противнику, учитывая положительные результаты у Северова в первый день. Бельский обругал майора Федорова. Он было попробовал с этим на теоретической конференции выступить. Бельский его на смех поднял. Ну, Федоров — мужик крепкий, изложил то, что думал, и решил куда-нибудь послать для печати. Читал я: дельная статья. Есть там, конечно, и неточности, но дельная статья. Не знаю, как она попала к Бельскому, но говорят, есть уже какой-то отзыв на эту статью, а в этом отзыве — и клевета, и что хотите. Вот вы говорите о торопливости с выводами. Нет, я тоже в святцы заглянул, прежде чем в колокол бухать. Я, прежде чем к вам ехать, не раз и не два с командиром дивизии разговаривал. Совесть моя уже давно мне говорила: «Торопись Ветлугин, неужели не ясно, что пора в корпус ехать?..» Но я, товарищ Маричев, с этим вопросом снова и снова к Бельскому ходил. Пробовал с ним и по-милому и по-немилому. Куда там! Балычева за что уволили? «Старость» — это только обложка дела, а внутри — «заговоры…», «горой за Федорова стоял…». Вот, товарищ Маричев, статья, прошу вас ознакомиться. И еще прошу вас — поторопитесь, потому что, ежели это все к командиру корпуса пойдет…

— Конечно, я прочту… — сказал Маричев. — Сегодня же прочту. Но я понимаю вас так, что не только майор Федоров — причина конфликта?

— Нет, не только, — быстро ответил Ветлугин. — Конечно, нет. Причина всему характер Бельского. Эгоизм… нет, как-то это иначе называется, не эгоизм… ну, в двух словах: «Я пуп вселенной, вокруг меня вертятся звезды и планеты, в том числе и бренное тело земли. Кажется, на ней людишки народились?..»

Ветлугин сердито встал, прошелся по комнате и снова сел на свое место напротив Маричева.