Времена и люди. Разговор с другом - [106]

— Очень, очень любопытно, — сказала Симочка. — И что, цитата сверена?

— Как вы сказали? — не поняла Анна Николаевна.

— Фраза, взятая в кавычки… — начала Симочка.

— Да никакие не кавычки! Это пересказ слов Владимира Ильича. С чем их сверять?

— С Полным собранием сочинений, разумеется…

— Господи боже мой, так вы думаете, прежде чем сказать слово, Владимир Ильич в свои сочинения заглядывал? Или вы думаете, что каждое его слово записывалось? Да он бы никогда такое не позволил. Я вам рассказала действительный случай. И вы, если хотите, тоже можете об этом рассказать. Это не секрет!

— Без проверки-то? — Симочка засмеялась. — Да ведь любая отсебятина может быть…

— Вы что же, и мне не доверяете?

— Так вопрос не стоит. Мое личное доверие — это одно, а общество в таком деле не может верить на честное слово. Есть соответствующие организации…

— Нет, для нас такая политика не подходит, — решительно сказала Анна Николаевна. — Учитесь доверять людям. Смотрите сами: ведь вас не убедит моя справка, даже с приложенной печатью, что Вязникова Екатерина вполне может сделать доклад в День Советской Армии и что доверять Вязниковой Екатерине можно? Вы потребуете справку о том, что я сама тоже заслуживаю доверия. Ну а потом надо будет брать справку, что тот человек, который за меня ручается, тоже заслуживает доверия. А дальше что? Новые и новые справки? Нет, так вы ничего не добьетесь.

— Почему же? — спросила Симочка. — Если бы это было необходимо, я бы добилась своего.

— Неужели же все-таки хоть одному человеку поверили бы?

— Да, так, — сказала Симочка, холодно взглянув на Анну Николаевну и отчеканивая каждое слово. — Именно так. А вы?.. Словом, я считаю, что все, что произошло в общежитии, пахнет политически дурно. И странным образом во все это замешан товарищ из армии. Насколько мне известно, в воинской части уже занимаются этим, и я считаю, что не в нашей власти распускать комиссию…

Она не успела закончить фразу, в кабинет вошла секретарша и доложила:

— Прошу извинить, Андрей Петрович, там давно уже товарища Милецкую ожидают. Товарищ Голуа и товарищ…

— Сейчас иду, — откликнулась Симочка.

Но Анна Николаевна уже подошла к двери и широко ее распахнула:

— Товарищ Голуа, заходите! Елена Корнеевна! Вот хорошо, что пришли! Мы как раз о вашей комиссии толкуем…

— Анна Николаевна, голубушка, — сказала Елена Корнеевна. — Это вот он вытащил меня. У меня ж дома такой кавардак! Ксения с мальчишкой из Москвы приехала…

— И тем не менее, товарищ Якимова, это не дает вам права манкировать своим общественным долгом, — заметил Голуа. — Вас берегли, зря не трогали, а вы отказываетесь от выводов.

— Отказывается от выводов? — переспросила Анна Николаевна.

— Ни от чего я не отказываюсь, только напраслину нечего на людей возводить, — сказала Елена Корнеевна. — Понравилась мне эта девушка, Катя-воспитательница. Прямо говорю — понравилась!

— Товарищ Якимова, — сказала Симочка. — Я думаю, мы втроем, члены комиссии, в этом разберемся. Пойдемте ко мне…

— Никуда я, голубушка, больше не пойду. Хватит с меня. Я и ему говорила, — показала Елена Корнеевна на Голуа: — Зря меня с собой тащишь. У тебя выводы одни, а у меня другие. Тебе не нравится — так и напиши. А я скажу: ребятки там хорошие, живется им хорошо…

— Ну, Елена Корнеевна, это вы зря, — перебила ее Симочка, — ну что это вы подчеркиваете — «хорошо»? Почему бы им при Советской власти плохо жилось?

— А зачем тогда обследование? Если все хорошо, так и обследовать незачем…

— Не понимает задачи, — вздохнул Голуа.

— Может, и не понимаю, но подписывать не буду. Зря тащил меня, — ответила Елена Корнеевна. — Анна Николаевна, голубушка, я бы со всем удовольствием с тобой побыла, да ведь Ксения, сама знаешь, какая, разве на нее можно ребенка оставить? Пошла я, извините…

— Не понимает задачи, — повторил Голуа, когда Елена Корнеевна ушла.

— Вот вы нам, как председатель комиссии, эти задачи и разъясните, — попросила Анна Николаевна.

Голуа почувствовал приятное щекотание в груди, желание не ударить лицом в грязь и показать себя. В особенности перед этой неизвестной ему седой женщиной.

Он принял вид озабоченный и несколько таинственный. Пусть знают ему цену. Есть ведь и трудности. Как бы там ни было, а прошлое Вязниковой безупречно. Тут и фронт, и так далее. Товарищ Милецкая, правда, подсказывала относительно того, что вуз все-таки не был закончен, а за воспитание молодого поколения берется однако…

— Это не имеет отношения к делу! — крикнула Симочка.

— Нет, это имеет прямое отношение к делу, — спокойно сказала Анна Николаевна. — Продолжайте, продолжайте, товарищ Голуа, очень-очень интересно!..

— Продолжаю, — сказал Голуа, несколько польщенный. — Итак, я говорю о трудностях. Конечно, товарищ Милецкая много сделала, она, например, подсказала мне относительно взаимоотношений этого офицера и Вязниковой. Как вам сказать: можно, конечно, и такой вариант принять. Но все-таки слабо, слабо и шатко. Не доказано! Мы с товарищем Милецкой работали не раз вместе, и я позволю себе такое замечание только, так сказать, в порядке самокритики.

— Продолжайте, продолжайте, товарищ Голуа, — повторяла Анна Николаевна.