Времена и люди - [26]
Раздается оглушительная затрещина — и тяжелые, быстрые шаги приближаются к двери.
Филипп едва успевает отскочить в сторону, однако спрятаться негде, и в следующее мгновение он оказывается лицом к лицу с Илией, счетоводом. Тот, кривя губы, проносится мимо, едва не сбив парня.
Открыв двери настежь, Филипп видит сестру. Босая, с метлой в руках, стоит она, оцепенев в ярком свете, упавшем снаружи на пыльный цементный пол.
— Что с тобой?
— Не твое дело.
— Послушай… — Он подходит к ней ближе. — Ты случайно не замешана в какой-нибудь краже? Этот тип…
— Глупости! — фыркает она.
— Я узнаю. Он мне сам ответит, — говорит Филипп угрожающе и бросается к двери.
— Нет! — испуганно кричит Мария, преграждая ему путь. — Ты этого не сделаешь, нет, нет! — всхлипывает она и, обхватив брата, опускает голову ему на плечо.
Они выходят во двор, садятся на скамейку, как тогда. И как тогда, откинувшись к стене, Мария замирает, бледная, с застывшим напряженным лицом. Потом, успокоившись, она встряхивает головой, точно пробуждаясь после плохого сна, протирает глаза и, стараясь говорить как можно более решительно, тоном, не терпящим возражений, но одновременно и отчаянным, говорит:
— Я не хочу, чтобы ты ходил к этому… Заклинаю тебя. И не думай ничего плохого: в нашем роду никогда не было гайдуков и подлецов. Мы никогда не посягали на чужое.
Огражденский хребет, похожий на коня с вытянутой шеей и провисшей седловиной, постепенно теряет четкие очертания. Вокруг становится темно. Брат и сестра молчат. Они не могут найти слов, которые объяснили бы окружающее — враждебное, непонятное, не зависящее от их воли.
Как наивны, беспомощны люди, думает Филипп. Они воображают, что, становясь взрослыми, узнают друг о друге все, чего не знали в детстве. Ложь. У каждого возраста свои крепостные стены — самые низкие в детстве и самые высокие, когда человек воображает, что мир лежит у его ног. Вот и сейчас, когда оба стали взрослыми, выросла и стена, разделяющая их. Крепостная стена просто видоизменила фасад. Оказалось, человек не может ни вылезти из собственной шкуры, ни допустить нечто чуждое в свою душу, даже когда это «чуждое» исходит от родного брата или родной сестры. Видно, потому и не могут они сказать друг другу ничего вразумительного. Встреча с Илией словно тень набросила на их отношения, и с каждой минутой брат и сестра все больше отдаляются друг от друга.
Опускающаяся на сады ночь окутывает их своим мягким блекло-синим покрывалом. Вокруг ствола старой яблони кружат два слабых зеленоватых огонька.
Филипп уходит. Светлячки прекращают свое круговое движение около яблони и летят по аллее перед ним, бесшумно плавая в темноте. А в свете мощного люминесцентного фонаря они исчезают мгновенно и бесследно… Не так ли исчезла в период возмужания детская его непосредственность? И наивная вера, что солнце садится в речной омут, чтобы искупаться, а город, где вечерами сверкают бесчисленные электрические солнца, — это и есть «весь белый свет». Верил, что единственное, чего недостает Марии для полного сходства с невесткой Викторией, — это духи, которые брат Георгий присылал жене из далекой Гвинеи!..
Очередной столб — с незажженным фонарем, следующий тоже, исчезли и живые зеленоватые фонарики, освещавшие ему дорогу. Плотно окутанный тьмой, Филипп яснее, чем днем, ощущает свежесть и прохладу деревьев и густого кустарника. Это ощущение незаметно снимает с души мелкую, ничтожную накипь — грусть об ушедшем детстве (будто гаснут светлячки) — и неожиданно навевает мысли о Вечности.
После двухмесячной засухи прошлой ночью небо наконец протекло, и без времени засохшая зелень в считанные часы снова завладела землей. Эта вторая молодость, поднимающаяся сейчас из близких зарослей, пропитавшая самый воздух, против воли заставляет выпрямиться, поднять голову. Прочь грустные мысли, думает Филипп. Жизнью правит вечный закон всеобщей гармонии, нерушимый союз живого и мертвого. Какие бы катаклизмы ни происходили, чаши весов всегда будут в состоянии равновесия.
Вот был дождь так дождь!
Все вокруг уже задыхалось, разрушение брало верх над созиданием — чаши весов вышли из своего относительного покоя. Только что куры засыпали на своих насестах, немощно открыв клювы, а коровы, словно разучившись жевать жвачку, тяжко сопели. Струма, припрятав свои воды на самом дне, едва была видна. И вот он наконец грянул, ливень, и за какой-то час очистил небо, омыл лица трав, камней и деревьев, исцелил земные раны, наполнил реку, и эластичные ее гибкие мускулы набухли, зазвенели и зафыркали, словно потревоженный в поле рассерженный уж. Потоки воды бесновались всю ночь, а на ранней заре люди высыпали поглядеть на дамбу. Воспоминание о том, как несколько лет назад Струма вышла из берегов и залила лучшие земли, не дает югненцам спокойно спать. То давнее несчастье считается настолько страшным, что по нему исчисляют время.
На этот раз сады у дамбы стояли нетронутыми, и люди разошлись по домам, довольные и веселые. К вечеру Струма утихомирилась, отхлынула, и крестьяне, оскальзываясь на берегу, продвигаясь вслед откатившимся волнам, принялись собирать щепки и деревца, оставшиеся на берегу: будет растопка на зиму.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.