Vremena goda - [94]
(Крики, звон разбитой посуды, плач – это всё мне не нужно. Пропускаю. Я хочу еще раз пережить те страшные минуты в морге. Чтоб попытаться понять, галлюцинация то была или все-таки…)
– Никаких сомнений, сударь, не извольте сомневаться. Наш доктор Сергей Карлович еще при его превосходительстве генерале Хорвате Дмитрии Леонидовиче в полиции служил. Первейший специалист на весь Харбин, – говорит Давиду служитель, потрясенный двадцатидолларовой бумажкой. – Смерть от естественных причин, классический инфарктус, так Сергей Карлович и сказали. Нигде ни ушибов, ни поранений. Да вы сами взгляните, я сейчас их из ледника достану. Только барышне на плечики одеялку накиньте, она вся дрожит. У нас тут холодно.
Я зажмуриваюсь, отворачиваюсь. Слышу грохот металлической дверцы, лязг колесиков по рельсам. Мне нужно собрать всю волю в кулак. До этого мига я всё цеплялась за надежду: вдруг не он? Но я знаю, что это Иван Иванович. Сердцем знаю.
– Сандра, это он? – Давид бережно приобнимает меня за плечи. – Нужно посмотреть. Сандра! Тебе дурно?
Резко поворачиваюсь.
Иван Иванович лежит на тележке такой щуплый, такой маленький, что я не могу, просто не могу. Слезы сами текут по лицу, и нет сил их вытереть.
– Всё, довольно. Теперь отвернись, – говорит Давид, но я не отворачиваюсь.
Мертвец совершенно голый. Против воли мой взгляд задерживается на темном пятне его чресел. Господи, как невыносимо унизителен вид человеческого тела, которое покинула душа, или Жизнесвет, или как называется то, что делает мясо, требуху и кости личностью?
– Не смотри, хватит.
Я отвожу руку Давида. Я подхожу к носилкам и смотрю на лицо мертвеца. Оно спокойно. Губы чуть раздвинуты, будто в предвкушении улыбки.
«Почему? – мысленно спрашиваю я. – Почему? Как это могло произойти?»
Сомкнутые ресницы чуть дрогнули. У меня перехватывает дыхание. Наклоняюсь ниже.
Нет, примерещилось.
И вдруг голос. Он такой тихий, что слышен только мне.
«Чему ты удивляешься, Маленькая Тигрица? Я ведь тебе рассказывал, что умею управлять работой своего сердца. А значит, могу и совсем его остановить. Не думала же ты, что я позволю человеку из которого вытек весь Жизнесвет, подвергать меня пыткам?».
(Галлюцинация, несомненно. Ну разумеется, что же еще? Не труп же, в самом деле, разговаривал с Сандрой? Хотя разве кто-то знает, что такое смерть и куда деваются мертвые, особенно такие, как Иван Иванович?)
«Господи, да почему вы просто не сказали ему, где чемоданы? Ведь это всего лишь золото!»
«Дело не в золоте. Когда ты уступаешь Злу, ты наносишь вред своему Жизнесвету. Запомни это».
– Что ты шепчешь? – встревоженно спрашивает Давид. Я его нетерпеливо отталкиваю.
«Неужели можно оборвать жизнь длиной в девяносто девять лет только для того, чтобы лишить мелкого душегуба его копеечного триумфа?!»
«Жизнь имеет высокую цену, лишь если ты готов легко с нею расстаться», – отвечает мне мертвый Иван Иванович.
Больше я не слышу ни слова. Застывшее лицо покойника неподвижно, оно будто вырезано из дерева.
Никакого разговора не было. Мне всё причудилось. Я снова плачу и не мешаю Давиду увести меня из страшной холодной комнаты.
На улице я шарю по карманам. Ищу платок, чтобы высморкаться. Я в том же дорожном костюме, в котором приехала из Якеши, лежала на земляном полу, последний раз разговаривала с Иваном Ивановичем. Так и не переоделась. Негде было и некогда.
В левом кармане платка нет, но зато шуршит какая-то бумажка. Откуда она там?
Достаю сложенный плотным квадратиком листок из синеватой полупрозрачной бумаги. На таких обычно выписывают счета или квитанции.
Что это?
Внезапно я вспоминаю, как Иван Иванович ощупывал меня, проверяя, цела ли я после ночи в подвале.
Записка?! Он сунул мне записку?! Нет, невозможно. Он же слепой. Какая записка?
Разворачиваю – и расстраиваюсь. Не записка. В самом деле какая-то квитанция.
Вчитываюсь.
Не какая-то, а из камеры хранения станции «Харбин-Центральная». На четыре места багажа.
Приходила к мухе Бабушка-пчела
Секрет счастья прост. Жаль только открыла его Долли, Долорес Ивановна, поздновато. Но лучше поздно, чем никогда.
Записывайте, пользуйтесь, не жалко.
В мире всего поровну: радостей-красивостей – вкусностей-ебливостей и прочего варенья с одной стороны; свинства-уродства-жлобства-поганства и всякого говна с другой. Что кушать, варенье или говно, выбираешь сам.
Как ни удивительно, на свете полно людей, которым почему-то милей жрать какашки. А мы устроены иначе. Настоящая леди шествует по земле с высоко поднятой головой, не удостаивая внимания навозные лепешки, но в то же время никогда в них не наступая. Против миазмов у леди есть надушенный кружевной платочек. Образ почерпнут из английского фильма, который Долорес Ивановна когда-то видела, но название забылось. Экранизация чего-то классического типа Джейн Остин или Бронте. Выходят из кареты две изысканные леди в шляпках, а у подножки куча навоза. И одна другую, даже не взглянув вниз, предупреждает: «Осторожно, my dear, здесь была лошадь», хотя нормальный человек сказал бы: «Ахтунг-ахтунг, под ногами говно».
Долли взяла себе эту фразу на вооружение. Как что, сразу говорила себе: «Осторожно, my dear, здесь была лошадь» – и не смотреть вниз, идти себе дальше. Между прочим, так относиться к жизни – это требует больше мужества, чем пищать, хныкать, пугаться и себя жалеть. Только дай себе волю раскиснуть. Сразу станет страшно, одиноко, пусто. Начнешь выть – не остановишься. Ай, суставы болят, ой, морщины висят, ах, никому ты, старая брынза, не нужна, ох, скоро на кладбище и тому подобная херня. Но Долорес Ивановна к носу кружевной платочек, спинку держим, подбородочек выше, улыбочка – и танцующей походкой вперед.
Этот роман, одновременно страшный и смешной, пробует дать ответ на вопрос, который все хотят, но боятся задать: что ожидает человека после смерти?Перед вами почти энциклопедическое исследование всех основных гипотез, как канонически-конфессиональных, так и нерелигиозных, о том, как устроен Загробный Мир. Похоже, что Анна Борисова уже побывала «там» на экскурсии и хочет поделиться с нами своими впечатлениями…
Богатства сюжетов, стилей и авторских приемов, содержащихся в этом небольшом по объему произведении, хватило бы на несколько книг, причем разного жанра.Роман «Креативщик» обладает двумя редко сочетающимися качествами: он быстро прочитывается, но нескоро забывается.Есть у этого текста и еще одно необычное свойство. Трудно определить, то ли это серьезная литература, прикидывающаяся шуткой, то ли прямо наоборот.«Борисова — потрясающий рассказчик. Повествование подхватывает тебя с самой первой страницы. Увлекательно, живо, даже дух захватывает.
Семья — это целый мир, о котором можно слагать мифы, легенды и предания. И вот в одной семье стали появляться на свет невиданные дети. Один за одним. И все — мальчики. Автор на протяжении 15 лет вел дневник наблюдений за этой ячейкой общества. Результатом стал самодлящийся эпос, в котором быль органично переплетается с выдумкой.
Действие романа классика нидерландской литературы В. Ф. Херманса (1921–1995) происходит в мае 1940 г., в первые дни после нападения гитлеровской Германии на Нидерланды. Главный герой – прокурор, его мать – знаменитая оперная певица, брат – художник. С нападением Германии их прежней богемной жизни приходит конец. На совести героя преступление: нечаянное убийство еврейской девочки, бежавшей из Германии и вынужденной скрываться. Благодаря детективной подоплеке книга отличается напряженностью действия, сочетающейся с философскими раздумьями автора.
Жизнь Полины была похожа на сказку: обожаемая работа, родители, любимый мужчина. Но однажды всё рухнуло… Доведенная до отчаяния Полина знакомится на крыше многоэтажки со странным парнем Петей. Он работает в супермаркете, а в свободное время ходит по крышам, уговаривая девушек не совершать страшный поступок. Петя говорит, что земная жизнь временна, и жить нужно так, словно тебе дали роль в театре. Полина восхищается его хладнокровием, но она даже не представляет, кем на самом деле является Петя.
«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.
О чем этот роман? Казалось бы, это двенадцать не связанных друг с другом рассказов. Или что-то их все же объединяет? Что нас всех объединяет? Нас, русских. Водка? Кровь? Любовь! Вот, что нас всех объединяет. Несмотря на все ужасы, которые происходили в прошлом и, несомненно, произойдут в будущем. И сквозь века и сквозь столетия, одна женщина, певица поет нам эту песню. Я чувствую любовь! Поет она. И значит, любовь есть. Ты чувствуешь любовь, читатель?
События, описанные в повестях «Новомир» и «Звезда моя, вечерница», происходят в сёлах Южного Урала (Оренбуржья) в конце перестройки и начале пресловутых «реформ». Главный персонаж повести «Новомир» — пенсионер, всю жизнь проработавший механизатором, доживающий свой век в полузаброшенной нынешней деревне, но сумевший, несмотря ни на что, сохранить в себе то человеческое, что напрочь утрачено так называемыми новыми русскими. Героиня повести «Звезда моя, вечерница» встречает наконец того единственного, кого не теряла надежды найти, — свою любовь, опору, соратника по жизни, и это во времена очередной русской смуты, обрушения всего, чем жили и на что так надеялись… Новая книга известного российского прозаика, лауреата премий имени И.А. Бунина, Александра Невского, Д.Н. Мамина-Сибиряка и многих других.