Вред любви очевиден - [71]

2005 год

Июля 6 число

Комарово

На часах 00:21

На весах 101,4

Сегодня придумала такое: справедливость хороша тогда, когда она попрана, истина – когда скрыта, а красота эффектней всего смотрится в пятнах грязи. Это о силе унижения, о великой силе унижения. Чем унижение больше, тем выше вознесётся потом униженное явление – если оно чего-то стоит, конечно. Унижение плодотворно – а вот обесценка нет. «Несчастие ещё не униженье. Русь никогда унижена не будет» – написал поэт Нестор Кукольник в пьесе «Рука Всевышнего отечество спасла». Я читала когда-то это произведение и выписала несколько милых цитат (для статьи «Мальчик без штанов: новые приоритеты»). Но Кукольник ошибся, как это принято у романтиков государственности. Надо понять и принять, что всё может случиться – да всё и случается. Если у русских есть что-то за душой, они выкарабкаются и на этот раз. Если нет – то американский протекторат – это не самое худшее, что может быть с нашей страной. Смотрю на людей и думаю: есть или нет? Есть или нет?

Сегодня писала «Она что-то знала» и «Солнцеворот»[2]. «Она» может быть замечательной штукой, если хватит дыхания на довольно сложный замысел. Конечно, нынче кто будет вдумываться в такие тонкости, как поэтика, композиция! О «Смерть это все мужчины» ни один писака не додумался сочинить чего-нибудь иного, нежели плохой пересказ сюжета. Одна дура написала (кажется, в «Тайм-ауте»), дескать, книга эта есть сырое мясо, необработанное. Вот что делать с этими людьми, находящимися в пучине невежества. Текст, продуманный до запятой, выстроенный, выверенный, нагруженный сотнями цитат и аллюзий, – сырое мясо! Тупые, самоуверенные идиоты. Не чувствуют разницу между талантом и бездарностью, сложной красивой работой и халтурой – сбит вкус, нюх, нет рецепторов. Спасибо хоть «Новой газете» – там меня поддержала Зоя Ерошок. Просто вскричала: да это все должны, обязаны прочесть! Срочно! Впрочем, могло быть и хуже – могли замолчать, затереть книгу. А так – три тиража уже продано. И «Амфора» поглядывает уже с почтением – перспективный автор. Надеюсь!

По-моему, я уже неплохо подготовилась к старости – принимаю вовремя таблетки, соблюдаю режим дня, навострилась измерять сама себе давление, спокойно распоряжаюсь одиноким состоянием. Но всё-таки до старости далековато. Я наконец получила искомую свою келью: моя комнатёнка с маленькой конторкой и двумя кроватками – совершеннейшая келья. Что ж, есть сила и красота в аскезе.

Я хотела бы за лето написать два киносценария и часть романа. Это, конечно, максимум и вряд ли сбудется, хотя… Если кажинный день сочинять, всё получится. А я уже привыкаю к регулярной работе.

Я ничего не воображаю, только иногда бывают фантомные боли. Унижение необходимо. Я не против унижения – но они обесценивают то, чем я дорожу. Уничтожают мои драгоценности. То, что жило в моей душе – величайшая ценность на свете, – я этого не предам.

Бог мой, прости меня и поддержи. Да только Ты и поддерживаешь, конечно. Разве я смогла бы без Тебя. Растоптали бы, замучили. Как просто рухнуть, обвалиться в распад, в алкоголь, в мнимую дружбу-любовь, стать жалкой, искать счастья в чужих глазах. Не хочу.

2005 год

Июля 7 число

Комарово

На часах 00:08

На весах 100,9

Итак, как сказали бы врачи, – положительная динамика. Я всё прекрасно понимаю о психозах лишнего веса, но не вижу в себе их признаков – я хочу на чём-то отточить волю, мне её не хватает, а это сподручнее делать с помощью регулярной работы и дисциплины питания. Я меняюсь. Лицо стало какое-то чёткое, точное, марсианское. Настроение всё время ровное и светлое. Писать интересно, тянет, притягивает. Фантомные боли ощущаются глухо, будто издалёка их навевает ветром. Новая жизнь возможна, если она открывается как путь, и, встав на этот путь, чувствуешь – впереди что-то есть прекрасное. Победить лень, уныние, слабость, разгильдяйство – плохо разве? Да только не истребить бы мне в этой войне чего-то хорошего, милого в себе, человечного. Опасность есть. Замкнусь в себе и перестану чувствовать людей. Или нет?

Сегодня ездила в «Амфору» за авансом. Встретила там поэта Елену Шварц и, наверное, удивила её вполне искренней радостью (она мне всегда нравилась – талантливый клубок нервов). Подарила ей кстати книгу. Я хотела бы взять её стихи для образа Розы Штейн в «Она что-то знала» – не только её, но её мне подходят более всего для Богоискательской-Богоборческой темы Розы. Если не разрешит, ничего страшного, придётся стилизовать. Если «Смерть это» ей не понравится, тогда тем более.

В макулатурных киосках всюду лежит книга Штерн про Довлатова. Вот хороший ответ ей на её литературные дерзания: читателю стало известно имя Штерн только в связи с воспоминаниями о Бродском и Довлатове. Вот что было главной ценностью жизни Штерн. Так что ж ты, деушка, обижалась на Довлатова, когда он именно об этом и пытался тебе сказать: служи мне – и послужишь чему надо. «Он не оценил мою повесть! Он сердился, что я занимаюсь своими делами, а не им! А мне было важно, что пишут критики!» Да ведь он был прав, терпеливо объясняясь с приятельницей насчёт её «литературы». Судя по этой книге, дарование более чем скромное. Но так всегда: своё скромное важней чужого огромного.