Враждебные звезды - [25]

У Райерсона было такое чувство, будто они падают в него. Ощущение не из приятных. «Господь, Ты взираешь на меня своим холодным и мертвенным взором гнева». Тишина была подобна тетиве, готовой вот-вот лопнуть от сильного натяжения.

Наконец до Райерсона донеслись звуки низкого голоса, неспешно проговаривающего слова:

— Ты готов подтвердить свои слова, землянин?

— Сразу как закончим здесь! — крикнул Райерсон.

— О! — На этот раз молчание затянулось дольше. Затем послышалось: — Забудь наш разговор. Возможно, я слишком разнервничался и поэтому говорил резко. Никогда еще не встречал землянина, который не был бы врагом… в своем роде.

— А вы когда-нибудь пытались поближе узнать их?

— Забудь наш разговор, я сказал. Я верну тебя домой. Могу даже как-нибудь проведать тебя на твоей новой планете и поприветствовать. А теперь давай-ка потрудимся здесь. Первым делом надо заставить вновь заработать ускорители.

Слабость, охватившая Дэвида Райерсона, была такой сильной, что ему даже стало интересно, а не упадет ли он под действием силы тяжести? «О, Тамара, — подумал он, — будь сейчас со мной». Он вспомнил, как они жили в палатках на калифорнийском пляже… пляж был целиком в их распоряжении — никто не селился на этих бесплодных землях на востоке… целые тучи чаек кружились над ними, выпрашивая хлеб, пока они оба не изнемогали от смеха. И почему он сейчас вспомнил об этом, да еще так некстати?

Глава 10

Когда математические формулы стали расплываться перед глазами Макларена, а мозг отказался повиноваться, настал черед поработать руками. Свердлов и Райерсон под его началом занимались механической обработкой деталей. Изящные маленькие пальцы Накамуры оказались настолько чуткими, что его поставили протягивать проволоку и шлифовать поверхности контрольных колец. Макларену поручили наименее квалифицированную работу и наименее срочную, так как он всегда опережал потребности в продукте своего изготовления: он расплавлял, сортировал и вновь спаивал останки погибшей части ионных ускорителей и приемопередаточного контура.

Проделывать все это в условиях невесомости оказалось довольно сложно. Когда они выходили на поверхность корабля или какую-либо внешнюю его конструкцию, особенно на решетку, любое резкое движение давалось им с большим трудом. Сила Кориолиса[18] создавала серьезные проблемы даже на внутренних работах. С другой стороны, плавка в условиях полной невесомости тоже имела свои скверные особенности. Левая рука Макларена все еще была в повязке, а на лбу до сих пор багровела вмятина от ожога.

Впрочем, ему это, кажется, не мешало. Глядя в зеркало, он с трудом узнавал себя. И не то чтобы лицо его претерпело значительные физические изменения — просто само выражение его стало незнакомым. Вся его жизнь сузилась до этих последних нескольких недель, а то, что было до них, казалось далеким сном. В немногие свободные от работы минуты он еще мог перекинуться со Свердловым в партию скоростных шахмат, поспорить с Накамурой о преимуществах ногаку в противовес кабуки или шокировать юного Райерсона каким-нибудь удачно подобранным скабрезным стишком. Но, мысленно оглядываясь назад, он замечал, что такие минуты выпадают все реже и реже. Он оставил попытки приготовить из их мизерных пайков что-нибудь вкусное, когда дежурил по кухне; и уже давно — в течение сотен оборотов «Креста» вокруг черного солнца — не исполнял баллад. Он брился по часам и по-прежнему тщательно следил за своим туалетом, но все это было для него лишь частью необходимого ритуала — подобно тому, как Накамура мысленно созерцал свои парадоксы, Райерсон цитировал Библию, а Свердлов перебирал фотографии голых бывших любовниц. Этим они словно говорили себе: «я все еще жив».

Затем настал такой момент, когда Макларен спросил себя: а что он делает, помимо попыток выжить? Вопрос был нехорошим.

— Видишь ли, — сказал он своему зеркальному близнецу, — в таком случае напрашивается следующий вопрос: зачем? Все то время, пока мы вместе, мы старательно уходим от этой проблемы.

Сложив электробритву, он поправил тунику и вышел из крохотной ванной. В жилом отсеке никого не было — как обычно, большую часть времени он пустовал. И не только потому, что им было так уж некогда рассиживаться, просто слишком ограниченное пространство отсека не позволяло этого делать.

Покинув отсек, он с удовольствием погрузился в такой уютный мир своих приборов, в котором его душа находила истинный покой. Он честно признал, что его программа по изучению звезды — как можно более всеобъемлющему — была на три четверти эгоистичной. Маловероятно, что для их спасения понадобится точное знание атмосферного состава звезды. Но процесс познания давал ему возможность хоть на несколько минут забыть, где он находится. Конечно, в этом он признавался только себе и никому другому. Иногда ему становилось интересно, что скрывается за молчанием его напарников.

На этот раз в лаборатории он был не один. У иллюминатора в воздухе парил Накамура. Контуры его туловища были подчеркнуты немигающими бриллиантами звезд. Но как только мертвое солнце ушло из поля видимости, Макларен заметил, что тело штурмана напряглось, и тот поднес руку к глазам, словно пытаясь прикрыть их.