Враждебные воды - [18]
Насчет оклада он не ошибся, а вот работы было невпроворот. Через проворные Сашины руки проходили все секретные бумаги, и он вполне мог работать машинисткой в любом машбюро.
Над картой с уже нанесенной разведобстановкой склонились три головы — командира, старпома и штурмана.
— Ну что ж, — выпрямляясь, подвел итог Британов, — пока все нормально. Супостаты ведут себя как обычно. Интересно, куда направляется их лодка из Нью-Лондона?
Отмеченный советской разведкой выход в море новейшей подлодки класса “Лос-Анджелес” пока ничем не угрожал им. Скорее всего, она будет охотиться за более новыми субмаринами класса “Дельта”, а старая “Янки” их вряд ли заинтересует.
Вернувшись в центральный, Британов убедился, что “ситуация под контролем” — так любил докладывать бывший старпом Игорь Курдин. Напряженность и волнение первого часа плавания в связке улеглись. Все работали профессионально. За рулями лодки вместо одного боцмана сидели двое, а каждое их движение контролировали механик и вахтенный офицер. В конце концов, тринадцать узлов — лишь половина той скорости, которую они могли развивать под водой.
— Перешли на управление малыми рулями в автоматическом режиме. Справляемся нормально, — ответил на вопросительный взгляд командира дед Красильников. — Хорошо бы чайку попить…
Действительно, крепкий, заваренный по-флотски чай сейчас не помешает.
— Помощник, прикажи вестовым, — согласно кивнул головой Британов, — на всех.
Удобно усаживаясь в свое кресло со стаканом чая, командир продолжал размышлять о прорыве противолодочного рубежа. Конечно, проскочить его незамеченными не удастся, но поводить противника за нос — вполне возможно…
Через сорок восемь часов, пройдя Фареро-Исландский порог, Британов нырнул поглубже м сбросил скорость, направив свой курс на юг между подводными горами Билл-Бейлис и Аутер-Бейлис в сторону Ирландской котловины, прикрываясь скалами Роколл. Чем сложнее подводный рельеф дна, тем легче запутать свой след. Заменив первых номеров ГКП и еще раз проверив прокладку курса, Британов впервые за двое суток зашел в свою каюту и, не успев раздеться, упал на койку и мгновенно забылся.
Центр контроля системы SOSUS, США, Норфолк
Поразительно. Неужели русские и впрямь поверили, что, спрятавшись в кильватере грузового судна, они смогут обмануть SOSUS? Техник-океанограф, следивший за небольшим участком Гренландского барьера, слушал, как два корабля, “Ярославль” и эта старая шумная “Янки”, разошлись и отправились каждый своим курсом, один — на Кубу, другой — на юг. Их маршрут постоянно отображался на главном стенде — карте Атлантики.
Оператор ухмыльнулся. Провести SOSUS при помощи такого старого трюка? Это было почти оскорблением, хотя он понимал, что держать лодку в тесном контакте с кораблем-спутником — занятие не из легких. Им пришлось попотеть. Впрочем, оператор терпеть не мог ни лодок, ни подводников. Все они трусы. Сам он пришел сюда из наводного флота, и все подводники, свои и чужие, были для него врагами.
Световой сигнал на его телефоне замигал. Он снял трубку.
— Старшина? — Из своей застекленной кабины его вызывал дежурный офицер. — Загляните ко мне на минутку.
— Иду. — Техник-океанограф снял тяжелые наушники, потер натруженные уши и поднялся в комнату дежурного.
— Нью-Лондон высылает усовершенствованную подлодку, — объяснил дежурный офицер. — Они повесили на нее какие-то новые уши и теперь ищут, на ком бы их испытать. У тебя есть для них что-нибудь хорошенькое?
В Нью-Лондоне находилась база отряда подводных лодок двенадцатой эскадры. Именно здесь появлялись на свет все изощренные акустические приборы, компьютеры, датчики и процессоры. Их испытывали на какой-нибудь новой лодке, затем, если они оправдывали себя, внедряли во всем флоте. Или отказывались от них. Никогда нельзя было угадать результаты испытаний. Подводники жили в своем мире, отгороженном стеной секретности даже от остального флота.
— У наших берегов две русские “Дельты”, — пояснил оператор. — Одну “Янки” они отправляют домой, другая спешит ей на смену. Она только что прошла через мой сектор.
— Она уже плывет в одиночку?
— Только что разошлась с “Ярославлем”. Какую лодку посылает Нью-Лондон?
— “Аугуста”.
— Август Цезарь? — фыркнул оператор. — Буду рад поймать его в свои сети.
Все командиры торпедных подлодок были ковбоями, но капитан “Аугусты”, ядерной подводной лодки новейшего класса “Лос-Анджелес”, был настоящим “одиноким ковбоем” и имел очень высокое мнение о себе и своей лодке.
— Нельзя ли проследить за ним? Быть может, начальство вышлет на него “Орион”? Держу пари, это будет захватывающий матч.
— Считается, что мы не можем проследить за “Аугустой”. Он уверен, что может обмануть SOSUS.
— Русские тоже так думают. Дежурный офицер улыбнулся.
— Я сообщу в Нью-Лондон о двух “Дельтах” и “Янки”. Какую “Янки” они послали?
— К-219, сэр. Это “Янки-1”.
— Эту посудину? — дежурный офицер покачал головой. — Должно быть, у них не все дома.
К-219, центральная часть Атлантического океана, 15 сентября, день двенадцатый
Подлодка шла над обширной горной цепью Средне-Атлантического хребта. На поверхности земли покорение вершин — дело трудное. Но здесь, в этом скрытом подводном мире, самая высокая, вершина находилась в трех тысячах метров от поверхности и лишь отмечала путь, пройденный Британовым.
Соединенные Штаты Америки щедро заплатили России за утилизацию атомных подводных лодок серии «Тайфун». Но кто-то с большими звездами на погонах решил тайно перепродать одну из них Китаю. Мир оказался на грани Третьей мировой. Его судьба зависит от экипажа подводной лодки «Байкал», которому пришлось вступить в противоборство не только с субмаринами противника, преследующими его в глубинах Северного Ледовитого океана, но и с предателями в собственной стране, готовыми за тридцать сребреников отдать «ядерную дубинку» в руки завтрашнего врага…
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.