Вратарь и море - [24]
Я сердито сжал ручки сумки-холодильника.
– Вперед! – сказал я твердо и сурово.
А на улице оказалось круто! Мы почти летели над землей в попутном ветре; уличные фонари раскачивались, будто качели, в их шатком свете плясали большие лохматые тени елок, стоящих вдоль дороги. Мы поравнялись с домом Эллисив, я уж изготовился к «Счастливому Рождеству», но Лена сказала – нет, сначала дома у пристани.
– А сюда зайдем на обратном пути! – крикнула она.
На последнем мысу перед пристанью мы услышали рев моря. Капли, стекавшие по лицу, были солеными на вкус. Непогода сгущалась. То и дело казалось, что ветер обнимает тебя за пояс и тащит вперед по дороге.
– Будем петь «В Вифлееме младенец родился», она короче всех! – крикнула Лена и припустила в сторону домов.
С дико скакавшей на плечах простыней она была похожа на взбесившуюся самоходную сушилку.
Двери нам открывали с перекошенным от ужаса лицом. Лена сказала, что оторопь хозяев нам на руку, сладостей дают больше. Мы едва успевали упихивать все в сумку, столько нам давали.
– Это, конечно, крутые ребята из Щепки-Матильды, кто ж еще, – сказал Коре-Рупор и вручил каждому по огромной плитке молочного шоколада. – А теперь айда домой – и Ларсу привет.
Но мы не могли уйти домой, не зайдя к Каю-Томми.
У них не дом, а картинка из американского кино. Даже колонны есть. И в саду полощется на ветру тысяча рождественских гирлянд, точно не меньше.
Нам открыл его брат. Тот самый, футбольный гений. Голубая отутюженная рубашка сидела в облипку, и он откинул челку со лба типичным жестом Кая-Томми. Я представил его себе в футбольной форме. Минда наверняка лишилась бы чувств от подобного зрелища. Неужели Кай-Томми тоже станет таким через пару лет? И поэтому Биргитта неровно дышит к нему?
Я уныло опустил голову и уставился на свои ботинки, торчавшие из-под простыни, но Лена в упор смотрела на брата и пела «В Вифлееме младенец родился» так громко, что стены покачивались.
Посреди песни позади брата возник Кай-Томми. Какую-то секунду он смотрел на нас с ужасом, не веря своим глазам, но потом справился с собой и надел на лицо обычную презрительную ухмылку – мол, таких идиотов, как мы, еще поискать.
Подтянулись родители. Мама в красном рождественском платье и Ивар в строгом костюме – а-ля английский менеджер. Последняя Ленина «аллилуйя» под взглядом тренера прозвучала тише. Но когда мама принесла двух огромных шоколадных ниссе, Лена мельком взглянула на сумку-холодильник и заявила:
– Трилле, придется сунуть их в карманы. Сумка забита.
Когда мы закрывали за собой дверь, из прихожей слышался возмущенный голос Кая-Томми:
– Почему им можно, а мне нельзя?
И слова его мамы:
– Не могу поверить, что у них есть родители.
Я слегка позлорадствовал.
– Все, Лена, пошли домой.
Ветер и дождь пробрались под одежду, и сопротивляться холоду стало невозможно. Я уже не сердился, но устал и раскис. Идти против ветра – это вам не лететь с попутным. Ты упираешься в живую стену. Даже дышать трудно. Проще всего идти боком вперед, сжавшись и прикрывая лицо рукой.
Внезапно оказалось, что до дома бесконечно далеко. На душе скребли кошки: неужели мы с Леной опять вляпались в плохую историю?
Но только выйдя к пристани, мы поняли, что дело швах. Лену ветер сдул с ног, словно бумажного ангела. Потом море плеснуло тонну ледяной воды на дорогу, смыв с нее все, включая меня.
Когда мы встали на ноги, оказалось, что простыней на нас нет.
Как по команде, мы спрыгнули в канаву справа от дороги.
– Надо обогнуть мыс! – прокричал я.
Мы то шли, то ползли на четвереньках по раскисшей канаве. Лена тащила за собой сумку как якорь. Я вспомнил: у нее же; гипс, обернулся забрать сумку – и в эту секунду волна размером с дом обрушилась на то место, где только что были мы. Она унесла с собой камни, столбики-отражатели и все, что не вросло в землю накрепко. Это штормовой нагон воды, понял я. Страх бил меня молотом. Я и подумать не мог, что ветер вмиг станет ураганом!
Новый порыв ветра заставил нас упасть и вжаться в землю. Я боялся посмотреть на фонари. Вдруг ветер разбил их?
– Трилле! – завопила Лена. – Смотри!
Я поднял голову. Елка далеко впереди опасно накренилась. Ветер бил в ее раскидистые зеленые ветки, и она, как в замедленном кино, стала заваливаться. Она падала, падала и наконец рухнула, точно раненый великан.
Мы сидели в канаве и молча таращились на огромное дерево, лежавшее перед нами в штормовом свете поперек дороги. Черт, мы угодили в лесоповальный ураган!
Дальше наступил мрак. Не такая обычная темнота, а чернота хоть глаз выколи, как в черном-черном шкафу в черной-черной комнате на черном-черном чердаке. Фонари потухли, огоньки на той стороне фьорда погасли, луна сбежала.
Я ощупью дополз до Лены.
Если мы поползем вперед, нас может раздавить падающими деревьями. Если вернемся к пристани – смоет в море.
Мы в западне!
Эллисив и Аксель
– Дом Эллисив! – крикнула Лена мне в ухо.
Мы знали, что между мысом и опасными елками есть только один красный домик. Но видеть мы ничего не видели, поэтому боялись вылезать из канавы.
С моря налетел очередной порыв ветра. Когда он немножко унялся, я вытер глаза от дождя и долго мотал головой, чтобы мир встал на место. Так вот оно каково – жить слепым.
