Врата жизни - [12]

Гарольд был и рад, и разочарован. Он бы предпочел не видеть Леонарда рядом с ней. Он не забыл белое лицо мальчика, который удрал из крипты, бросив Стивен одну, на полу склепа, без чувств, а потом просто воспользовался ситуацией, пока Гарольд бегал за водой. Впрочем, юноша отмахнулся от этой мысли и подошел к девочке, помог ей подняться, чтобы вывести ее на свежий воздух. Он решил, что вид неба, зелени станут лучшим лекарством от пережитого ею страха. Он взял ее на руки, как бывало прежде, пока она была совсем маленькой и уставала на прогулке, и понес к выходу. Она обняла его за шею и склонила голову на его плечо. Этот жест выражал доверие и привязанность. Она словно признавала его силу и готова была принять защиту и заботу. С каждой минутой к ней возвращалось присутствие духа, последствия обморока проходили, хотя глаза девочки все еще были полуприкрыты. Первыми чувствами, которые она испытала, были вина и раскаяние. Появление Гарольда живо напомнило ей о том, что он возражал против посещения крипты, а она его обманула, зная, что он не одобрит ее поступок. Но в присутствии Леонарда, который шел следом, она не хотела говорить с Гарольдом о том, что случилось и что она теперь чувствует. Однако тяга к справедливости побуждала ее завести разговор на другую тему, о самом Леонарде.

– Не сердись на Леонарда, это не его вина. Это я все придумала! – благородно заверила она Гарольда, не зная, что тот возмущен не столько присутствием мальчика в крипте, сколько его бегством оттуда и тем, что он оставил спутницу в беде.

Вслух Гарольд сказал:

– Я не виню его за то, что он пошел с тобой!

Леонард был готов защищаться, он ждал упреков. Он считал, что самозащита – долг молодого джентльмена. Кроме того, он был уверен, что его собственная безопасность важнее всего.

– Я пошел за помощью, – торопливо выпалил он. – Ты уронила свечу, я же не видел ничего в темноте. Это ты настояла на том, чтобы пойти в эту крипту!

Стивен издала тихий, долгий стон, заставивший сердце Гарольда мучительно сжаться. Она вновь опустила голову ему на плечо. Гарольд через плечо бросил Леонарду яростным шепотом, стараясь, чтобы его не слышала девочка:

– Ступайте прочь! Вы уже достаточно натворили. Уходите! – а когда мальчик попытался возражать, энергично добавил еще раз: – Уходите!

На этот раз Леонард послушался и поспешил к поросшим мхом воротам, а потом остановился в ожидании там, на почтительном расстоянии.

Стивен заметно дрожала, прижимаясь к Гарольду, она явно была на грани истерики. Потом ей не хватило сил сдерживаться. И она разрыдалась.

– О Гарольд! Это было ужасно! Я даже не думала, что моя дорогая мамочка похоронена там. Когда я прочитала ее имя на том надгробии, оно было прямо передо мной… Я смахнула пыль и сразу увидела ее имя: «Маргарет Норманн, 22 года». Это было невыносимо. Она была такой молодой, всего в два раза старше, чем я сейчас! И она лежит теперь в ужасном темном месте, среди пыли и паутины. О, Гарольд, Гарольд, как можно об этом думать? И я ведь не видела ее и никогда не увижу, никогда!

Гарольд попытался успокоить ее, поглаживая по плечу. Решимость совсем оставила девочку, она казалась теперь маленьким ребенком. Но потом характер начал брать свое. Она не спрашивала Гарольда, как оказалась наверху в церкви, хотя потеряла сознание в крипте. Вероятно, она думала, что ее вынес оттуда Леонард, а благодарила Гарольда за храбрость она из вежливости и благодарности за то, что он не ругает ее теперь. Она наконец собралась с силами и смогла идти сама. Когда они приблизились к воротам, Леонард сделал шаг навстречу, но прежде чем он успел заговорить, Стивен поблагодарила и его. Он позволил ей это, хотя и покосился на суровое лицо Гарольда и заметил насмешку на его губах. А потом Леонард поспешил откланяться. Он шел домой, испытывая горечь и досаду, пылая жаждой мести за пережитое унижение.

В парке Стивен попыталась отряхнуть грязь с платья, Гарольд старался помочь ей, но все было напрасно – белое платье тут и там было покрыто пятнами земли, насквозь проникшей сквозь тонкий муслин. Едва оказавшись дома, девочка поторопилась по лестнице к себе, пока никто не встревожился, увидев ее в таком состоянии.

На следующий день они с Гарольдом пошли прогуляться. Оставшись наедине, вдали от тех, кто мог бы случайно услышать их разговор, Стивен сказала:

– Я всю ночь думала о бедной маме. Конечно, я понимаю, что нельзя забрать ее из крипты, она останется там. Но ведь вся эта грязь – там не обязательно должно быть так ужасно. Я прошу тебя пойти со мной туда через некоторое время. Я боюсь вновь оказаться там одна. Мне хотелось бы отнести ей цветы, убраться там хоть немного. Ты пойдешь со мной на этот раз? Теперь я понимаю, Гарольд, почему ты не пускал меня туда. Но сейчас все изменилось. Это уже не любопытство. Я чувствую, что это мой долг. Что скажешь?

Гарольд спрыгнул с невысокой ограды парка, отделявшей лужайку от оврага и раскинувшегося за ним красивого ландшафта[1], и протянул руку девочке, чтобы помочь и ей спуститься.

– Идем, давай пойдем туда сейчас! – предложил он.

Стивен взяла его за руку и, пока они пошли по тропе, чуть заметно прижималась к нему, робея и в то же время чувствуя себя под надежной защитой. По дороге они заглянули в ту часть сада, которую она называла своей собственной, чтобы собрать цветы – Стивен выбирала исключительно белые. Наконец они оказались вновь перед старинной церковью. Дверь была открыта.