Врата - [2]

Кордова?

Джек взглянул на часы: почти четверть первого. Во время слежки на протяжении последней недели Кордова трижды заглядывал в бар поблизости на Уайт-Плейнс-роуд, всякий раз просиживая до часу ночи и дольше. Если это он внизу топает, значит, вернулся домой, как минимум, на час раньше. Черт бы его побрал.

Вытряхнув из первой бутылки остатки и вылив на кучу вторую, Джек поставил их сверху на шкаф. Теперь прочь отсюда. Кордова скоро учует вонь.

Он открыл окно, вылез на крышу, оглянулся вокруг. Собирался уйти, как пришел — через черный ход, — теперь придется импровизировать.

Импровизировать очень не хочется.

Посмотрел на соседние крыши. Близко, но достаточно ли для прыжка?..

Из открытого окна за спиной слышались тяжелые шаги Кордовы по лестнице. Он опять взглянул на соседнюю крышу. Теперь уже кажется, что достаточно.

Джек с глубоким вдохом разбежался на три шага вниз по черепичной крыше и прыгнул. Сначала одна нога в спортивной туфле, потом другая приземлились, прочно встав на противоположную крышу. Не тратя времени на поздравления в собственный адрес, побежал по инерции дальше. Резиновые подошвы скользили и обрывались на подъеме к коньку.

Из дома Кордовы донесся громкий вопль:

— Не-е-ет! — Вой перерос в отчаянный яростный крик, но он не оглянулся, не желая, чтобы гад увидел его в лицо. Потом услышал хлопок, почти одновременно что-то свистнуло мимо уха.

Мерзавец вооружен! Предполагалось, что у него где-то есть пистолет, однако не ожидалось, что он откроет стрельбу из собственного дома. Два просчета за один вечер. Будем надеяться, расчет вернуться живым не ошибочен.

Он перевалил за конек, скатился к водосточному желобу, обдирая о черепицу ладони в латексных перчатках, напрочь стерев спереди нейлоновую ветровку, словно на электрическом шлифовальном станке. На полпути к желобу замедлил падение, развернув тело на девяносто градусов. Еще чуть развернулся, уперся в желоб ногами, окончательно остановился.

Путь на свободу пока не открылся. Внизу еще два этажа и Кордова, который, несомненно, мчится по ступеням на улицу. Кроме того, в доме, скорее всего, живут две семьи, как повсюду в округе. Кругом зажигался свет. Жильцы обязательно набирают сейчас 911, сообщая о происходящем на крыше. Должно быть, принимают его за неопытного вора-чердачника.

Джек приподнялся над желобом, примостился над темным окном, сполз на животе с крыши ногами вперед, повис всем телом на желобе. Тот скрипнул, треснул, прогнулся под пальцами, но, прежде чем рухнул, нога успела встать на подоконник. Он втиснулся в оконный проем, схватился за подоконник, вновь свесился вниз, продержался лишь пару секунд — до земли оставалось всего футов шесть, — разжал руки, перекувырнулся в воздухе, упал, вскочил и пустился бежать.

Спортивные туфли беззвучно затопали по тротуару. Он мчался, пригнувшись настолько, чтобы не сбрасывать скорости в ожидании второго выстрела. Но его не последовало. Бегом за первый угол налево, за следующий направо, бегом, бегом... Теперь он хотя бы убрался с линии огня — если Кордова еще работает ногами. А если сел в машину и пустился в погоню...

Вдобавок на пути могут встретиться копы.

Предполагалось простое дело — пришел-ушел, — кто бы знал, что заварится такая каша.

Дальше на полусогнутых, внимательно присматриваясь к проезжавшим машинам, глядя, не вспыхнет ли проблесковый маяк. Джек сбросил частично изодранную в клочья ветровку, под которой оказалась штормовка «лэнс», вытащил из кармана фирменную кепку «метс», нахлобучил на голову, распустил нейлоновые полы штормовки, раздувшиеся в футбольный мяч, и перешел на быстрый шаг.

На Двести тридцать второй улице еще притормозил, сунул ветровку в мусорный бак, направляясь к станции подземки на Двести тридцать третьей. Вскочил в поезд второй линии, приготовившись к долгому пути обратно в Манхэттен.

Похлопал по карману джинсов с письмом. Улажена очередная проблема. Янковски будет счастлив, а Кордова...

Джек улыбнулся. Жирный Ричи дымится, как серная кислота на бумагах и снимках.

2

В кустах у двухэтажного дома в скромном коннектикутском квартале прятался человек — больше чем человек. Он кочевал по свету в разных обличьях под разными именами, кроме Настоящего. Прокладывая себе путь, отыскивал подобные семейные дома.

Сидел, прижимаясь спиной и затылком к бетонному цоколю. Каждый встречный принял бы его за дрыхнувшего с перепою бродягу. Однако он не спал. Практически не нуждался во сне. Способен был много дней глаз не смыкать.

Даже если бы нужен был отдых, что редко случалось, не сумел бы заснуть, чувствуя возбуждающий поток из подвала.

За стеной постоянные пытки, мучения, мерзость. Семья из трех человек подвергает им жертву не в первый и не в последний раз, на что, по крайней мере, надеялся не простой человек.

Его питают издевательства взрослых над заложниками, которых они долгие годы держат в плену, но, когда им удается развратить собственного ребенка, внушив ему желание систематически истязать другое человеческое существо, он испытывает истинное наслаждение, как от изысканного деликатеса.

Сверхчеловек еще крепче прижался к стене, упиваясь, пиршествуя...