Врата судьбы. Занавес. Забытое убийство. Рассказы - [202]

А Сильвия… Сначала она старалась обратить все в шутку. Потом поняла, что шутка чересчур затянулась. И, наконец, что шутка оказалась неудачной.

Медленно и почти незаметно я терял свою Сильвию. У нее появились от меня секреты… Я разучился читать ее мысли и больше не знал, о чем она думает. Она неизменно держалась со мной ровно и приветливо, но я отчетливо понимал, что это конец. Сильвия больше не любила меня. Ее любовь ко мне умерла. Точнее, я сам убил эту любовь.

Я с ужасом и болью ждал неизбежной развязки, и скоро она пришла. Пришла в лице Дерека Уэйнрайта. У него было все, чего так не хватало мне: остроумие, изящество и непринужденные манеры, не говоря уже о внешних данных. Положа руку на сердце, он был славным парнем. Только его увидев, я сразу сказал себе: «Да он будто специально создан для Сильвии!»

Она пыталась с этим справиться. Я видел, как она борется, и я не помог ей. Я мрачно и пристально следил за этой ужасной борьбой со стороны. Я жил, точно в аду, но и пальцем не пошевелил, чтобы оттуда выбраться. Наоборот, каждым своим поступком я, будто нарочно, делал нашу жизнь еще более невыносимой.

Скоро я дошел до прямых оскорблений. Я не помнил себя от ревности и горя. Я говорил ужасные вещи — вещи, которых никогда себе не прощу. Никогда не забуду, как смертельно побледнела и отпрянула от меня Сильвия.

«Так больше не может продолжаться», — тихо и очень устало проговорила она.

Когда я вернулся домой тем вечером, Сильвии уже не было. На столе лежала записка обычного для таких случаев содержания. Сильвия писала, что уходит, и что так будет лучше для всех. Сообщала, что проведет несколько дней в Бэджуорси, откуда поедет к человеку, который ее любит и которого любит она.

Это был конец. И тут оказалось, что я не готов к такому концу и до конца не верил всем своим подозрениям. Но письменное подтверждение буквально свело меня с ума. В бешенстве, я взял машину и, точно безумный, погнал в Бэджуорси вслед за Сильвией.

Помню, Сильвия переодевалась к ужину, когда я ворвался в комнату. Помню ее лицо: прекрасное и… испуганное.

«Ты никому не достанешься!», — заорал я и, не помня себя, схватил ее за горло.

Секундой позже мой взгляд упал на зеркало, висевшее на стене, и я увидел всю сцену со стороны: задыхающуюся Сильвию, мои руки на ее горле, мой шрам — мой шрам на правой щеке.

Мои руки разжались, и Сильвия без чувств упала на кровать.

Потом я рыдал, а Сильвия утешала меня — да, именно так, а не наоборот. Благодарение Богу, нам удалось помириться. «Человек, который ее любит и которого любит она» оказался ее братом Аланом. В тот страшный вечер мы обговорили все раз и навсегда, и с тех пор больше никогда не отдалялись друг от друга. Демон ревности, живший во мне так долго, умер.

Я часто думаю, что было бы, если я не принял бы шрам на правой щеке, отраженный в зеркале, за шрам на левой щеке… Что было бы, если я понял, что тот человек в зеркале не Чарльз Кроули? Стал бы я тогда предупреждать Сильвию? И за кого она тогда вышла бы замуж: за него или все-таки за меня? Или же прошлое нельзя отделить от будущего?

Честно скажу, у меня от этих вопросов голова идет кругом. Я уверен только в том, что я видел. И еще я теперь уверен, что мы с Сильвией будем вместе до тех пор, пока, как говорится, смерть не разлучит нас. А может быть, и после смерти…

БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

«Врата судьбы»

Последний в ряду романов Кристи о «преступлении в прошлом», стал и последним романом семидесяти восьмилетней писательницы.

Это очередной триллер с Томми и Таппенс Бирсфордами (четвертый по счету), семидесятилетними, страдающими артритом, но по-прежнему «юными сердцем» сыщиками.

Это весьма бессвязный и не всегда логически выстроенный роман; если он и вызывает интерес, то лишь тем, что дает косвенную информацию о мировоззрении дамы Агаты в ее последние годы и список ее любимых детских книг. Таппенс, высказывает свое мнение по поводу каждой из них… Милая болтовня, но совершенно ясно, что это сама дама Агата предается пространным воспоминаниям о собственном детстве. Не меньшее количество места в тексте отведено размышлениям Томми о работягах, делающих им ремонт, причем явно чувствуется, что указанный пассаж появился лишь потому, что кто-то из них недавно сильно досадил даме Агате.

Подобных рассуждений в романе куда больше, чем собственно детективных действий. После того как Таппенс, листая «Черную стрелу» Стивенсона, находит страницы с подчеркнутыми буквами, складывающимися в текст — «Мэри Джордан умерла не своей смертью…», — в романе не случается почти ничего, вплоть до главы восемнадцатой, в которой происходит убийство одного из второстепенных персонажей и становится ясно, что шпионы или злодеи, действовавшие пятьдесят лет назад, когда погибла Мери Джордан, до сих пор не оставили своего занятия.

Столь же невнятна и развязка.

Кроме маловразумительных разговоров ни о чем, в романе много тяжеловесного юмора. Собеседники в некоторых диалогах явно страдают потерей индивидуальности, манера речи совершенно одинакова, и различить их невозможно. Неудивительно, что в некоторых из подобных разговоров писательница, сама запутавшись, забывает, где чья реплика. Еще в одном месте двенадцатилетний мальчик говорит таким языком, который немыслим даже в устах взрослого, не то что ребенка.