Врата рая - [10]

— Мне его жалко.

— Я знаю, но скоро он уедет в колледж, чтобы начать самостоятельную жизнь, а ты отправишься путешествовать по Европе и будешь встречаться с различными людьми. Кроме того, у Фанни для него есть деньги, а он очень умный и в вашем классе первый ученик. И нет никаких причин жалеть Люка. Готова поспорить, — добавила мать с улыбкой, — он бы обиделся, если бы узнал об этом.

— Пожалуйста, никогда не говори ему то, что услышала от меня!

— Я никогда не поступлю так, Энни. Не думаешь ли ты, что я не проявляю заботы о Люке и не понимаю, через что ему пришлось пройти и с чем он жил все эти годы? Вот почему у меня вызывает восхищение то, каким он стал теперь, — заверила мама, поглаживая мои волосы. — А теперь ступай, убери свои брильянты и прокатись вначале с Дрейком, а потом с Люком. Сегодня не должно быть ни слез, ни печальных слов. Я категорически запрещаю это и могла бы даже попросить мэра Уиннерроу издать немедленный указ по этому поводу, — произнесла она со смехом.

Я улыбнулась и прогнала свои беспокойства.

— Спасибо тебе за то, что ты так прекрасно относишься ко мне, — прошептала я.

— Иначе и быть не могло, дорогая, я так тебя люблю.

Мама еще раз поцеловала меня, и я поспешила пойти убрать подарок в ящик туалетного столика, где хранились мои украшения. Когда я спустилась вниз, то увидела, что Дрейк, Люк и мой отец увлеченно обсуждают серьезные экономические проблемы. Они спорили о торговом дефиците и необходимости принятия протекционистских законов. Некоторое время я слушала, любуясь тем, как Люк отстаивал свою точку зрения против аргументов двух других собеседников. Затем, ворвавшись в кабинет, объявила о начале автомобильной поездки на моем «мерседесе».

— Мы будем соблюдать очередность соответственно возрасту, — заявила я дипломатично. — Первым будет папа, затем Дрейк, а потом Люк. По три раза по Мейн-стрит, туда и обратно.

Папа рассмеялся.

— Можешь ты представить себе, что будут говорить горожане? — спросил он. — Они станут думать, будто мы просто демонстрируем наше богатство.

— Если у тебя оно имеется, покажи его, — хвастливо заявил Дрейк. — Я не вижу причин стыдиться богатства. Это неестественный либеральный подход.

— Я говорю просто о поездке, — запротестовала я.

Все трое обернулись ко мне и затем расхохотались, увидев выражение моего лица и то, как я стояла, уперев руки в бока.

— Мужчины! — воскликнула я сердито и повернулась, чтобы уйти.

— Энни! — быстро сказал папа и бросился обнимать меня. — Это потому, что ты такая смешная, когда сердишься. Пойдем, давай посмотрим, заслуживает ли эта машина всей этой шумихи.

Я прокатила в автомобиле всех домашних. Дрейк настоял на том, чтобы мы на несколько минут остановились около закусочной, с тем чтобы он мог повидаться со своими старыми друзьями, но на самом деле ему хотелось похвастать новой машиной. Когда мы вернулись, Люк читал журнал на нашей веранде. Дрейк решил закончить одну из работ, заданных в колледже, чтобы позднее пообедать вместе с нами.

— Я сейчас вернусь, — крикнула я Люку и вбежала в дом, бросившись вверх по лестнице в свою комнату, чтобы взять для него подарок. Родители удивленно посмотрели мне вслед, когда я пулей проскочила через гостиную.

— Сбавь скорость! — крикнул папа. — Или тебе будет восемьдесят еще до того, как исполнится пятьдесят.

Я слышала, как он рассмеялся своей шутке, когда, закрыв за собой входную дверь, побежала на веранду. Покраснев от волнения, с сильно бьющимся сердцем, я быстро поднялась по лестнице и уселась около Люка.

— Поздравляю с днем рождения, — сказала я и протянула ему подарок.

Какое-то мгновение он рассматривал небольшой сверток в моей руке, затем взял его.

— Возможно, это ключи от еще одного «мерседеса», — пошутил он. Затем развернул сверток, открыл крышку маленькой коробочки и увидел золотой перстень с черным агатом.

— Ух ты!

— Посмотри на внутреннюю сторону кольца.

Надпись, сделанная мелким шрифтом, гласила: «С любовью, твоя сестра Энни».

Впервые кто-то из нас написал такое, что соответствовало нашим действительным отношениям. Глаза Люка увлажнились от охватившего его чувства, но он не дал волю слезам, считая, что мужчине не подобает плакать, даже от счастья. Я видела, с каким трудом он пытается скрыть свои эмоции.

— Надень его, — быстро произнесла я.

Он надел перстень на палец и протянул руку к солнечным лучам. Как заиграл на солнце камень!

— Он просто великолепен! Откуда ты узнала, что я люблю этот камень?

— Я вспомнила, как ты сказал об этом, когда мы просматривали один журнал.

— Ты удивительная!

Люк смотрел на кольцо и гладил его кончиком указательного пальца правой руки. Затем быстро поднял голову: его глаза озорно блеснули. Из-за спины он вытащил плоскую тонкую коробку в розовой подарочной упаковке.

Вначале я открыла прикрепленные к коробке открытки и поразилась: мы оба будто сговорились, что день нашего восемнадцатилетия положит конец всем притворствам. На его открытке было напечатано: «Сестре по случаю ее Восемнадцатилетия». Когда Люк дарил мне открытки, то обычно к напечатанному тексту дописывал от руки более личные строки. На этот раз они гласили: