Я потерял Шери, но тут она сама подошла после медлительного, почти неподвижного фокстрота и привела с собой партнера. Очень молодой человек — мальчик, в сущности: лет девятнадцати. Внешность его показалась мне знакомой: темная кожа, почти белые волосы, небольшая бородка от бачка до бачка — полоской под подбородком. Он не прилетел с Земли вместе со мной. И в нашем классе его не было. Но где-то я его видел.
Шери познакомила нас. «Боб, ты знаком с Франческо Эрейрой».
— Нет.
— Он с бразильского крейсера. — И тут я вспомнил. Он был один из инспекторов, осматривавших запеченные куски мяса на корабле, который мы видели несколько дней назад. Судя по нашивкам на рукаве, он торпедист. Экипажи крейсеров охраняют Врата и проводят на нем увольнительные. Тут кто-то поставил ленту с записью хоры, дыхание у нас слегка перехватывало, и мы оказались с Эрейрой рядом. Оба пытались посторониться и не мешать танцующим. Я сказал ему, что вспомнил, где его видел.
— О, да, мистер Броудхед. Я помню.
— Тяжелая работа, — сказал я, чтобы что-нибудь сказать. — Верно?
Вероятно, он достаточно выпил, чтобы ответить. «Видите ли, мистер Броудхед, — рассудительно сказал он, — технический термин для описания этой части моей работы — „поиск и регистрация“. Не всегда так тяжело. Например, вскоре вы, несомненно, отправитесь в рейс, а когда вернетесь, я или кто-нибудь другой с такими же обязанностями обыщет каждое углубление в вашем корабле, мистер Броудхед. Я выверну ваши карманы, взвешу, измерю и сфотографирую все в вашем корабле. Чтобы быть уверенным, что вы не утаили что-нибудь ценное от Корпорации. Потом я зарегистрирую все находки: если ничего не обнаружено, я напишу на бланке „ноль“, и какой-нибудь член экипажа с любого другого крейсера проделает то же самое. Мы всегда работаем парами».
Мне это не показалось забавным, но и не таким плохим, как я считал вначале. Я сказал ему об этом.
Он сверкнул мелкими, очень белыми зубами. «Когда нужно обыскивать таких старателей, как Шери и Джель-Клара, то совсем неплохо. Этим можно даже наслаждаться. Но мужчин мне обыскивать неинтересно, мистер Броудхед. Особенно мертвых. Приходилось вам бывать в присутствии пятерых человек, которые погибли примерно три месяца назад и не были забальзамированы? Так было на первом корабле, который я осматривал. Не думаю, чтобы еще когда-нибудь мне было так плохо».
Тут подошла Шери, пригласила его на следующий танец, и вечер продолжался.
Приемы бывали часто. Так всегда было, просто мы, новички, не включились еще в общество: но по мере приближения к окончанию курса мы знакомились со все новыми и новыми людьми. Были прощальные вечеринки. И вечеринки по случаю возвращения, хотя такие происходили реже. Даже если экипаж возвращался, не всегда было что праздновать. Иногда экипаж отсутствовал так долго, что утрачивал всех друзей. Иногда, особенно если повезло, старатели не хотели иметь ничего общего с Вратами — лишь бы побыстрее убраться домой. А иногда вечеринок не было, потому что в палатах интенсивной терапии Терминальной больницы они не разрешены.
Но мы занимались не только приемами; нужно было и учиться. К концу курса мы, предположительно, были специалистами в управлении кораблями, технике выживания и оценке найденного. Только не я, не я. А Шери в этом смысле была еще хуже. С управлением она справлялась, и для оценки найденного у нее был острый глаз. Но она никак не могла вдолбить в голову курс выживания.
Заниматься с ней перед экзаменом было невозможно.
— Ну, ладно, — говорил я ей, — звезда типа А, планета с поверхностным тяготением 0.8 П, парциальное давление кислорода 130 миллибар: все это означает, что на экваторе температура плюс сорок градусов Цельсия. Что ты наденешь на прием?
Она обвиняюще говорит: «Ты мне даешь легкий случай. Почти Земля».
— Так каков ответ, Шери?
Она задумчиво почесывает под грудью. Потом нетерпеливо качает головой. «Ничего. Я хочу сказать, что на пути вниз я буду, конечно, в комбинезоне, но на поверхности могу ходить в бикини».
— Чепуха! Земные условия означают вероятность биологии земного типа. А это означает болезнетворные микробы, которые съедят тебя.
— Ну, ладно, — плечи ее обвисают, — я буду носить костюм, пока не проверю наличие болезнетворных микробов.
— А как ты это сделаешь?
— Воспользуюсь проклятой сумкой, придурок. — И торопливо добавляет, прежде чем я успеваю что-нибудь сказать: — Я хочу сказать, достану, допустим, диски базового метаболизма из холодильника и активирую их. Двадцать четыре часа проведу на орбите, дожидаясь, чтобы они созрели, потом, опустившись на поверхность, выставлю их и произведу измерения с помощью… гм… моей С-44.
— С-33. Такой штуки, как С-44, не существует.
— Все равно. Да, и еще возьму набор антител, чтобы в случае каких-нибудь проблем сделать себе укол и приобрести временный иммунитет.
— Кажется, все верно, — с сомнением говорю я. На практике, конечно, ей не нужно это все помнить. Она прочтет инструкции на контейнерах, или прослушает ленты, или, что еще лучше, с ней будет кто-нибудь опытный и подскажет. Но всегда есть вероятность чего-нибудь непредвиденного, и она останется одна. И, конечно, ей еще предстоит сдать последний экзамен. «Что еще, Шери?»