Врата огня - [29]

– делать что угодно, только не просить пощады.(Попросивший пощады считался побежденным) Александр бросался босой в Ферайский ручей и с голыми руками на мешок панкратиста, он бегал с тяжелым грузом, бил кулаками в ящики с песком, специально сделанные для упражнений кулачных бойцов. Его изящные кисти были исцарапаны костяшки пальцев распухли. Нос ему ломали снова и снова. Александр дрался со сверстниками из своей учебной группы и других групп; дрался он и со мной.

Я быстро рос. Мои руки становились все сильнее. Во всех атлетических упражнениях я был лучше Александра. На борцовском поле я прилагал все усилия, чтобы снова не повредить ему лицо. Он должен был бы ненавидеть меня, но в нем не было злобы. Александр делился со мной своим добавочным пайком и беспокоился, как бы меня не высекли за то, что я ему поддаюсь.

Мы втайне часами напролет говорили об эзотерической гармонии – таком состоянии самодостаточности, в которое и должны вводить фобологические упражнения. Как чистое звучание струны кифары, издающей только одну ноту музыкального ряда, так же и отдельный воин должен прятать все чрезмерное в своей душе, пока сам не завибрирует на той единственной высоте тона, какую диктует его демон. В Лакедемоне достижение этого идеала ставится выше мужества на поле боя, оно считается для гражданина и мужчины высшим воплощением доблести – андреи.

Выше эзотерической гармонии лежит экзотерическая гармония – состояние слияния со своими товарищами, аналогичное музыкальной гармонии многострунных инструментов или хору голосов. В сражении экзотерическая гармония заставляет фалангу двигаться и разить как единый дух, как единая воля. В страсти она сливает мужа с женой, любимого с любимой в бессловесное совершенное единство. В политике экзотерическая гармония создает город согласия и единения, где каждая личность, сохраняя свою собственную благородную выразительность характера, дарит ее каждой другой, так же подчиняясь законам сооб­щества, как струны кифары подчиняются неизменной ма­тематике музыки. В праведности экзотерическая гармония порождает ту молчаливую симфонию, которая более всего услаждает уши богов.

На пике лета случилась война с антирионцами. Были мобилизованы четыре из двенадцати лохов войска, объявлен призыв первых десяти возрастных групп, всего числом две тысячи восемьсот копий. Это была грозная сила, кото­рую не так легко одолеть. Ее составляли не только одни лакедемоняне под командованием самого царя. Были при­званы так же вспомогательные войска, состоявшие из скиритов, горных жителей. И все войско растягивалось на пять стадиев. Это была первая полномасштабная кампания после смерти Клеомена и третья, которой Леонид коман­довал как военный царь.

Место Полиника было в личной охране царя, Олимпий с морой Богини-Охотницы выступал в лохе Дикой Оливы, а Диэнек в должности начальника эномотии, эномотарха,– в лохе Геракла. Даже Дектон, мой друг-полукровка, был призван в качестве пастуха для жертвенных животных.

3а исключением пяти самых старших воинов, чей воз­раст составлял от сорока до шестидесяти лет, были призва­ны все вкушавшие трапезу за одним столом с Девкалионом, при которых Александр от случая к случаю исполнял роль виночерпия и слуги, чтобы иметь возможность наблю­дать за старшими и учиться на их примере. Хотя Алек­сандру оставалось до призывного возраста еще шесть лет, мобилизация, казалось, повергла его в еще более глубокие сумерки Непризванные Равные слонялись вокруг. Атмосфера была напряжённой и взрывоопасной. Казалось, вот-вот что-то произойдет.

И тут вечером на улице рядом с трапезной между Александром и мной началась схватка без правил. Моментально собрались Равные – как раз потасовки им и не хватало. Я слышал голос Диэнека, подзадоривавшего нас. Александр горел огнем; мы были с голыми руками, и его кулаки, поменьше, чем мои, мелькали, как дротики. Он сильно ударил меня ногой в висок, а потом локтем в живот, и я упал. И упал по-настоящему, он меня действительно сшиб, но Равные знали привычку друзей поддаваться Александру и теперь решили, что я притворяюсь. Он сам тоже так подумал.

– Вставай, иноземное дерьмо!

Он приблизился ко мне и, когда я начал вставать из грязи, ударил меня снова. Впервые я услышал в его голосе инстинкт убийцы. Равные тоже услышали и подняли восторженный крик. Тем временем со всех кварталов на возбужденные голоса своих хозяев с лихорадочным воем сбежались собаки, которых после обеда всегда собиралось не менее двух десятков.

Я встал и ударил Александра. Я знал, что легко могу его побить, несмотря на возбужденную в нем толпой ярость, и попытался ударить не в полную силу, слегка, но чтобы никто этого не заметил. Однако я зря надеялся. Равные из ближайшей и соседней сисситии издали возмущенный вой. Вокруг нас образовался круг, из которого ни Александр, ни я не могли выскользнуть.

На меня обрушились кулаки взрослых мужчин. Дерись с ним, маленький притворщик!

Собак охватил стайный инстинкт; они еле сдерживали свою звериную натуру. Внезапно две из них ворвались в круг и одна, прежде чем спартанцы успели палками ее прогнать, укусила Александра. И тут началось.