Врата небес - [23]

— Это не я убил твою мать! — крикнул Гленран и добавил: — Если мы поторопимся и позовем жрецов, ее еще можно будет спасти!..

Глаза Даниэля блеснули едва сдерживаемым бешенством. Он сжал губы так, что они превратились в одну белую линию, и продолжал, пригнувшись, медленно приближаться к Вельху.

Тот нахмурился, пытаясь понять, и со стремительной неотвратимостью получил ответ: мать Даниэля Ферэлли была больна смертельной, неизлечимой Кайрой, Проклятием Юга. И любая попытка магического вмешательства в ее болезнь привела бы к мучительной смерти.^{7} Оттого оживить женщину и даже просто вылечить касанием Милосердной Элис рану Вельхова кинжала было невозможно.

Гленран, растерянно сглотнувший, покрытый потом, слоями вязкого непонимания и гложущей все тело боли, как мог быстро раздумывал, что же предпринять, как успокоить молодого дворянина, в черных глазах которого сияли лишь холодное бешенство и ненависть.

Он, хорошо знающий людей во всех проявлениях человеческой натуры, несомненно, довольно быстро решил бы этот вопрос, но сила, предрешившая и подготовившая убийство Дианы Ферэлли, не оставила ему на это времени.

Отряд стражи появился в проеме входа в беседку бесшумно, подобно группе призраков; солнечные лучи, слепяще падающие из-за их спин на мраморный пол, наоборот, превращали их в малое воинство карающего света. Грифоны ощерились клювами с нашивок, лица воинов выражали сначала изумление, но затем все более решительную бесстрастность.

Происходящее означало ловушку — умную, продуманную засаду, в которую кто-то противоборствующий завёл и этого мальчишку с его трагедией, и его самого, и Вельх Гленран, начиная с этого момента, знал, кто это.

— Сдавайтесь, рыцарь Гленран! — отступая назад, приказал капитан отряда. — И не вздумайте шевелиться!

Четверо с арбалетами уставились на него, двое магов позади воинов приготовились творить боевое волшебство… Гленран посмотрел прямо в бездонные черные зрачки Даниэля, прижавшегося спиной к стене, с одинаковыми ненавистью и неверием взирающего и на гвардейцев, и на него самого, и прошептал одними губами: «Я тебе не враг».

Лицо Даниэля на мгновение исказилось, но тут же застыло вновь; Вельх, повинуясь повторному окрику капитана, бросил оружие ко входу и, держа руки на виду, пошел вперед.

Выходя, уже чувствуя на себе тяжесть движущегося, обвивающего его тело стального троса, которому магия даровала недолгую жизнь, Вельх Гленран услышал, как мальчишка за его спиной выронил на мраморные плиты кинжал, бросился к умирающей и, не сдерживая рвущихся из груди слез, горячо, с пронизывающей болью и нежностью зашептал: «Мама!.. Ма… ма!..»

8

Темнота распахнулась, когда режущий, ослепительный Свет взломал ее яростным ударом, сопровождаемым скрипом откатывающейся в сторону двери.

— Кто здесь?!. — хрипло прошептал Вельх, пытаясь встать.

Распухшее тело отозвалось тупой гложущей болью, по плечу снова потекла горячая липкая кровь.

— Кто здесь?.. — повторил Гленран, отчаянно жмурясь, но все же пытаясь сквозь слезы смотреть на свет.

Ему ничего не ответило молчание, но само по себе для Вельха это было совершенно понятным ответом. Он замолчал и, глубоко вздохнув, принялся ждать.

Ожидание продолжалось недолго. Сквозь слепящий свет стал виден силуэт стройного высокого мужчины, но не более того. Внимательно осмотрев Гленрана — воин чувствовал на себе этот привычно-тяжелый, изучающий взгляд, — пришедший наконец сказал:

— Ты предал меня.

Его мощный, глубокий и властный голос разлился в перекрестии света и темноты, прозвучал в каждом уголке каменного мешка, замер на миг, повисая между Гленраном и им самим, — и медленно угас.

— Это ложь, — хрипло возразил Вельх, не считая нужным добавлять титул, — я никогда вас не предавал.

После недолгого молчания стоящий перед ним заговорил снова.

— Я прочел твои дневники, Вельх, — сказал он, и эти слова заставили Гленрана закашляться.

— Ну и что? — сказал он наконец, и в голосе его слышалась насмешка, прикрывающая неуверенность.

— Ты презираешь меня.

Воин молчал.

— Ты не любишь меня. Ты не почитаешь меня. Более того, ты равняешь меня и Катарину к обычным смертным существам, не признавая в нас Высоких Правителей, благословенных Богами.

— Я… Вы правы. Да, я так считаю.

— Значит, в смертельный для меня момент ты можешь сделать неправильный выбор, и вероятность этого все более увеличивается с каждым прожитым днем.

Вельх не отвечал. Раньше он был уверен в том, что в случае опасности умрет, спасая своего господина, но теперь с непривычным бессильным опустошением в его мыслях рождалась странная, недодуманная пока неуверенность.

— Ты перестал быть моим телохранителем, или перестанешь быть им в скором времени, — продолжил голос, выжигая в Вельхе свои слова. — А значит, ты предал меня.

— Вам судить, — ответил Гленран.

— Я рассудил уже.

Вельх снова закашлялся. Он вспомнил кислоту, выедающую живот.

— Ты вспоминаешь смерть Джереми Гарса, — кивая в свете, сказал голос, в котором слышалась жестокая насмешка, переплетенная с неподвижным спокойствием. — Напрасно. Ты не умрешь так, как он.

В комнате повисла тишина.

— Как же я умру? — спросил Гленран, уставший от ожидания и понимающий, что действительно рано или поздно он должен был получить возмездие за слишком мятежные мысли, которые выразил на бумаге своих коротких дневников; более того, согласный с тем, что он был достоин принять это возмездие именно сейчас, хотя и считающий, что лучшим из наказаний для него, раньше преданного принцу сверх всякой меры, было бы отлучение от Черного Камня и возможности служения Высокой Семье…