Врата джихада - [52]

—Тоже мне — «российские»! — эту реплику сопровождала презрительная гримаса.

Возмутившись, Ксан больше не сдерживался.

— А вы не забывайте, что Кавказ — часть России. Че­ченцы и карачаевцы — российские граждане, не хуже нас с вами. А среди русских, между прочим, бандитов и террористов в процентном отношении больше. Я об этом профессионально заявляю. И...

У Баширова на глазах выступили слезы, он явно входил в «вираж» (так в посольстве называли случавшиеся с ним приступы истерии).

—    Я вас больше не задерживаю!

Поскольку Ксан не торопился покинуть пределы личного кабинета и даже собрался еще что-то сказать, временный поверенный завизжал и в ярости замотал головой. Слезы ручьями заструились по его мясистым щекам.

—    Не задерживаю!!

Ксан шел по коридору посольства и никак не мог придти в себя. Был взвинчен, рассержен. Никак не мог вытащить сигарету; в конце концов, она сломалась, пачка выскользнула из рук. Попавшийся навстречу атташе Николай Реутов удивленно уставился на коллегу.

—    Что такой взъерошенный? Вербовка сорвалась?

—Пошел ты!. — грубо ответил Ксан. Но

опомнившись, постарался загладить грубость. — Извини. С Баш-Башем пообщался. Как вы только с таким трусом работать можете!

—А — протянул Реутов. — Видать, расстроил начальство. — Деловито осведомился: — Опять рыдал?

Ксан хмуро подтвердил.

—    Мы ему стараемся не перечить. Чуть что — в слезы.

Приходя в себя, Ксан сострил:

—     «Видели ли вы плачущего большевика».

—    Угу, — кивнул Реутов. — Это все, что у него есть от большевика. Из-за чего схлестнулись?

Ксан вкратце рассказал. Атташе посочувствовал и изрек несколько глубокомысленных фраз, которые должны были морально поддержать коллегу: «Бывает. Бог с ним, с этим придурком. Главное, не бери в голову». Затем стал вспоминать похожие истории из боевой биографии временного поверенного.

—    Когда выборы были, Баш-Баш чуть не обделался. Ты тогда еще не приехал. У нас же в посольстве избирательный участок, и его кошмары одолевали — а ну как студенты из Исламского университета выбирать президента придут? А заодно миссию разгромят и всех нас в заложники. Он их даже из списков вымарать пытался. Посла, как сейчас, не было, Баш- Баш за главного. А когда не вышло, избирательная комиссия воспротивилась — в ней председателем Володька Тушин был, кремень-парень — то Джамиль Джамильевич потребовал, чтобы студенты голосовали отдельно. Выстроили будку из досок, снаружи, у входа в консульский отдел, там ребята и голосовали. Обиделись, конечно. А внутри посольства, за стеной, трое комендантов с «калашниковыми» прятались. Временный поверенный распорядился. Тьфу! Временный потерянный.

Общежитие             Международного             исламского

университета мало чем отличалось от любого другого студенческого общежития. Правда, здесь проживали одни мужчины, у девушек имелись свои корпуса, и смешение полов не допускалось. Студенты болтали, курили, играли в настольный теннис, весело смелись. Кто-то возвращался из библиотеки, груженый стопкой книг, другие уже давно лихорадочно листали страницы, готовились к семинарам.

Во внутреннем дворике сушилось белье, в коридор выходили двери многочисленных боксов. У каждой — по несколько пар обуви. По мусульманским обычаям в помещение следует входить разутым. Каждая комната рассчитана на двоих. Здесь очень тесно. Из мебели — две кровати, два крохотных письменных стола, один шкаф для одежды. Оставшегося пространства едва хватало, чтобы жильцы могли разойтись — что называется, впритирку. Бросалось в глаза отсутствие телевизоров и компьютеров.

В одном из боксов на кровати сидели Чотча и Исмаил. У окна храпел наголо бритый афганец. По местным правилам представители одной страны должны были обитать в различных боксах. Русского селили с суданцем, узбека с афганцем, египтянина с китайцем и т.д. Исмаил делил комнату с афганцем, а Чотча — с турком.

Карачаевцы были озадачены и взволнованы. Исмаил нервно перебирал четки.

—    Я думаю. — начал Чотча.

—    Чего думать! Говорил же — на себя надо рассчитывать! Вот тебе и картиночка — все как короли, а мы. Ладно. — Исмаил шумно вздохнул. — Сколько там у тебя?

Чотча пересчитал содержимое кошелька.

—    Шестьсот восемьдесят пять.

— Не густо. У меня тысяча. Итого: не хватает. Пары штук, как минимум.

Чотча наморщил лоб.

—    А Хамзат! Этот куда запропастился?

Дагестанца Хамзата, третьего из российских студентов, обучавшихся в Исламском университете, приятели обнаружили в прачечной. Крутились барабаны машин, по бетонным желобам стекала грязная вода. Коренастый парень лет двадцати примостился на лавочке рядом с пластиковым тазиком (в нем он принес грязную одежду) и терпеливо ждал, когда завершится стирка. Юноша симпатичный, но чересчур робкий, застенчивый, немногословный. Разговор с карачаевцами ему был неприятен: он волновался, да так, что пошел пятнами.

—    Да не скупись! — настаивал Исмаил. — На такое дело не жалко.

—    Нет у меня ничего. Нету. Отстаньте от меня, — пытался отвязаться от карачаевцев Хамзат.

Исмаил в ярости замахнулся. Занесенную для удара руку успел перехватить Чотча, оттеснить приятеля.