Вращая колесо Сансары - [4]

На несколько секунд в зале воцарилась такая тишина, что я услышал биение собственного сердца. Присутствующие однозначно впали в прострацию после такого спича, включая сидевших за столом. Я покосился на Фурцеву, та была бледна, как смерть, только желваки ходили под пергаментной кожей. Суслов, напротив, выглядел невозмутимо и при этом сверлил меня взглядом, от которого хотелось спрятаться за трибуну. Но я стоически выдержал этот взгляд.

– Екатерина Алексеевна, думаю, этот вопрос скорее вам адресован, потому что из комиссии сегодня здесь, как я догадываюсь, никто не присутствует, – сказал главный идеолог страны.

– Вы правы, Михаил Андреевич. Что ж, я отвечу… Список выступающих, Егор Дмитриевич, составлялся с учётом пожеланий советских граждан. Комиссия ориентировалась на письма, приходящие на радио и телевидение, а также к нам, в Министерство культуры СССР.

– То есть вы хотите сказать, что «Апогей» и Адель, собирающие полные залы, видеть среди участников фестиваля никто не захотел? – поинтересовался я. – И даже всемирно известную группу The Beatles, которая, как я упоминал в своём письме на ваш адрес, готова была приехать в Советский Союз?

– Да, на Битлов я бы посмотрел… – негромко, но отчётливо протянул Магомаев. – А уж стоять с ними на одной сцене… Эх, мечты, мечты…

– Слышал я об этом коллективе, они там, на Западе, вроде как целые стадионы собирают и перед сильными мира сего выступают, – снова вклинился Суслов. – Но каков их репертуар?

– Нормальный репертуар, Михаил Андреевич, и о любви поют, и о социальном неравенстве, и о перекосах буржуазного мира. А их лидер Джон Леннон мне в открытую признавался в своих симпатиях к СССР. И после того, как я наобещал им выступление в Союзе, такое вот отношение к симпатизирующим нам музыкантам…

А я ведь, действительно, можно сказать, наобещал. Буквально перед получением списка выступающих мы созвонились с Джоном, я и обмолвился, что фестиваль в Союзе обретает реальные очертания. Тот же заявил, мол, что они в последние месяцы немного отошли от концертной деятельности, пресытившись гастролями, и засели в студии на Эбби-Роуд. Так что их график не сильно пострадал бы, выползи они из своей норы на пару-тройку дней в СССР. Опять же, впечатления, кто ещё из западных музыкантов первой величины выступал на советской сцене? Прорыв железного занавеса, как говорили в годы моей молодости, хотя сейчас занавес, пожалуй, был не такой уж и железный.

– Екатерина Алексеевна, вы-то что скажете? – обернулся к соседке Суслов.

Та выглядела немного растерянной, видно, не ожидала от меня такой эскапады.

– У нас всё согласовано, времени до фестиваля остаётся всего неделя, и что-то менять, я уверена, нецелесообразно, – проблеяла она, умудряясь при этом жечь меня холодным огнём своих глаз. Но я держался, не показывая, что мне очень даже сейчас не по себе.

– Можно я скажу? – привстал Утёсов. – Только я с места.

– Да, конечно, Леонид Осипович, – благосклонно разрешил Суслов.

– По мне, так этот молодой человек говорит всё верно. Я тоже в курсе, что билеты расходятся ни шатко ни валко. В какой-то мере нам, представителям эстрады старшего поколения, это неприятно, но нужно уметь смотреть правде в глаза… Привлечь молодёжную аудиторию могут как раз те исполнители, о которых упоминал Егор. И за оставшиеся дни, наверное, нужно что-то предпринять, чтобы спасти ситуацию. Можно, конечно, нагнать в организованном порядке школьников, хотя время концерта не совсем детское, или устроить принудительную продажу билетов на предприятиях под угрозой выговора, но согласитесь, всё это будет показуха, как принято говорить в некоторых кругах. Зачем нам позориться на весь мир?

Вот уж не ожидал, что Утёсов встанет на мою сторону. Мне он, напротив, казался этаким самовлюблённым старпёром, посматривавшим на молодых музыкантов свысока. Да и по воспоминаниям тех, кто его хорошо знал – мне самому, будучи Лозовым, не довелось близко сойтись с Леонидом Осиповичем, – старик был весьма вредным. Но сейчас он явно играл на моей стороне. Для Фурцевой такой выпад знаменитого артиста стал своего рода надгробной плитой. Она разом сникла. Суслов же, напротив, выглядел совершенно спокойным.

– Что ж, товарищи, – сказал он, поправив очки, – я вижу, у нас тут сложилась любопытная ситуация, столкновение, скажем так, полярных мнений. И сейчас решить этот вопрос с кондачка вряд ли получится. Согласен, времени мало, но всё же нам нужен хотя бы день, чтобы прийти к какому-то решению. Вы согласны, Екатерина Алексеевна?

– Что? А, да, конечно, – засуетилась министр культуры.

– Ну и хорошо. Тогда все можете быть свободны, работайте по утверждённому плану, а мы с товарищем Фурцевой и другими товарищами ещё посидим, подумаем, как нам быть с фестивалем… Вы тоже свободны, товарищ Мальцев.

На выходе из зала меня тормознул Утёсов:

– Егор, духовая секция, говоришь, нужна?

– Ага, парочка ребят с тромбонами пришлась бы кстати.

– Обеспечим. У тебя когда первая репетиция, а то я что-то прослушал?

– Первая – тридцатого мая, в ДК «Красный Октябрь» на Вишнёвой, в семь вечера. На следующий день, если я правильно понял Баскакова, там же в двенадцать часов начнётся генеральная.