Вранье - [4]

– А где еще можно?

Лида разозлилась:

– Так, тебе есть разница, где еще можно?

– Нет.

– Ты хочешь нормально жить?

– Хочу.

– Значит, слушай, что тебе говорят.

– Я слушаю.

С Лидой они учились в одном классе, но никогда не дружили. Их мамы общались: пока учились в младших классах, просто здоровались, а к выпускному, когда остро встал вопрос поступления, как-то сблизились и попытались сблизить детей. Мотивация была отнюдь не романтическая: поступить нелегко, а их детям – вдвойне трудно. Они должны осознавать, что надо держаться друг друга. Шура не очень понимал, что будет, если держаться друг друга, однако больше его удивило мамино поведение, совсем нетипичное для нее. И удивило по двум причинам. Во-первых, в семье никогда не муссировался «еврейский вопрос» и его последствия, чего нельзя было сказать о Лидиной семье. Во-вторых, где МЭИ, а где педагогический, куда собиралась Лида. Почувствуйте разницу! Но оба поступили, что лишило их основной сцепки, и Лида пропала из его жизни на пятнадцать лет, пока он случайно не встретил ее в булочной около дома. Оказалось, что та давно живет на площади своего мужа, в другом конце Москвы. Лида изменилась не в лучшую сторону, что было вполне ожидаемо. Как женщину, Шура никогда ее не воспринимал. В то же время в ней исчезла неуверенность. Из стеснительной неуклюжей девочки она превратилась в громкоголосую женщину, которая знает, что почем в этой жизни, и может постоять за себя. С удовольствием рассказав о своем муже и малолетнем сыне, «который может все», она попросила Шурин телефон. Шура жил в той же квартире, с тем же телефоном, только прибавилась его семья.

– Да ты что? Как же можно с мамой жить? Этого же нельзя делать! Это ж каждый ребенок знает!

Шура развел руками: мол, не всегда получается как нужно.

– Куда ж твоя жена смотрит?

Шура рассмеялся:

– Не знаю. Налево, наверно.

Сам-то он понимал, что смотрят они в одну сторону и будут смотреть всегда, до самой смерти, но не рассказывать же о Марине какой-то посторонней бабе, которая к тому же и не слышит, что ей говорят.

– А что ты с работой думаешь?

Шура вздрогнул и вначале не понял, о чем его спрашивают.

– Трудно сказать. Говорят, моя специальность востребована.

Супруги переглянулись. Лида сказала строго:

– Кто говорит?

– Ну, я не знаю… Алика помнишь?

– Какого Алика?

– Ну, Семерова… Он на класс старше учился.

– Ну?

– Он недавно в Москву приезжал. Его Борцов в метро встретил. Ну, решили собраться. Он сказал, как раз оптики здесь очень даже.

Лида смотрела на него, не мигая:

– Ты сам-то слышишь, что говоришь?

Шура смутился:

– Ну Алик тут уже с девяносто третьего. В Иерусалиме живет. И работает по специальности. В какой-то компании здоровой.

– Так. Ты мне будешь рассказывать о каком-то Алике?

Шура виновато улыбнулся, пожал плечами.

– Вот не надо этого. Ты знаешь, сколько Боря тут устраивался?

Шура не знал.

– А он тоже не дурак, не хуже Алика твоего. – Лида внимательно посмотрела на мужа: – Может, Аркашку спросить?

– А что Аркашка? Аркашка тоже не волшебник.

– Ну, насчет шомера.

Борис задумался. Шура мучительно соображал, как бы так вклиниться с вопросом и при этом не обидеть супругов и не сморозить явную глупость.

Боря вяло произнес:

– Можно, конечно…. Но у них там сейчас не лучшее время.

– Борь, ну не ленись, позвони прямо сейчас, а?

Боря нажал на что-то, и в салоне автомобиля раздались громкие гудки, и только тогда Шура заметил телефонный аппарат, прикрепленный к передней панели справа от руля. Поспешно восхитился:

– Техника!

– Ой, а у вас там еще нет пелефонов?

В Лидином голосе сквозила подчеркнутая небрежность, но Шуру гораздо больше озадачило то, что она уже забыла такое, казалось бы, простое слово, как телефон. Он переспросил:

– Телефонов?

– Пелефонов, ну мобильных!

Шура приободрился:

– Ну, почему? У кого-то есть. У избранных. Но такие в Израиль не едут.

Тем временем в трубке ответили. Боря перекинулся с собеседником парой ничего не значащих фраз, а потом они перешли к делу, так как в речи, в целом русской, стало мелькать ключевое слово «шомер», значение которого так волновало Шуру и о котором он не решался спросить.

– Все, бэседер, давай, отец солдатки! Бай, давай, бай! – Боря нажал кнопочку отбоя и заговорил, глядя в зеркало заднего обзора: – Ну, что я могу сказать? Повезло тебе, путешественник. В ем ришон прямо к Аркашке, это на Ремез, обещал помочь.

– Во что?

– Не во что, а когда. В ем ришон, в воскресенье, по-вашему.

– А он даже в воскресенье работает?

– Тут все в воскресенье работают. Это Израиль.

Шура благодарно улыбнулся. Вышло немного криво, и Шура поспешно почесал правую бровь:

– Спасибо, Борь! С меня бутылка.

Боря презрительно фыркнул:

– Нашел чем удивить. Чай, не в совке живем.

Фира сидела прямо, аккуратно накалывала вилкой крошечные кусочки салата оливье и молниеносно отправляла их в маленький ротик. Волосы у нее были ярко-рыжие, коротко стриженные, на руках – малиновый маникюр. Иногда она делала перерывы, откладывала вилку и начинала рассказывать что-то без начала и конца. Шура заинтересованно кивал, но мысли все время возвращались к Лиде, ее мужу, к тому, как его встретили. Все-таки не мог он избавиться от обиды, все понимал, а не мог. Кто ему Лида, в конце концов? Да никто. Так что спасибо, что вообще встретила. И все-таки… Даже домой не пригласили, сразу привезли к какой-то бабке, которую он знать не знает, да и не очень хочет, но которая теперь будет его квартирной хозяйкой. А то у него жилья нет! Он мысленно представил свою квартиру в Москве. Неужели они все забыли? Как сами приезжали, какой культурный шок испытали, как в этот момент необходимо присутствие хоть кого-то мало-мальски знакомого. В принципе, вся программа была ему известна заранее. Лида позвонила за два дня до отъезда и сообщила, что нашла ему временное жилье, очень приличное. Пенсионерка, тихая старушка, ищет жильца в свою двухкомнатную квартиру. Пенсия у нее маленькая, хотя, конечно, с Союзом не сравнить, но все-таки хочется иногда себя побаловать. Сам понимаешь! Шура напомнил, что Союза уже давно нет, но Лида никак не отреагировала на шутку. Как легко он шутил всего три дня назад. Сейчас ему это представлялось невероятным. Лида сказала: «Поживешь пару месяцев, найдешь работу и снимешь себе квартиру».