Врагов выбирай сам - [32]

– Я же ничего не знаю, – дипломатично ответил Ар-тур, – да и вообще, не мне судить.

– А ты не суди. Мне твои ощущения интересны. М-м?

– Ну... монахи. Не знаю... лишние они на заставах.

– Угу. – Сэр Герман задумался, потом сообщил: – Много я рассказать не могу, набросаю лишь картинку. Понимаешь почему?

– Чтобы я сам подумал.

– Именно. Взгляд у тебя не замылен, и выводы делать ты умеешь. Разберешься сам, поможешь разобраться и мне тоже. Согласен?

– Согласен, – Артур вздохнул, – ладно, рассказывайте.

– Ну что ж. Году в двести четырнадцатом от Дня Гнева, или в две тысячи двести пятнадцатом от Рождества Христова, короче, двадцать лет назад, тогдашний митрополит возжелал, чтобы у церкви появились свои бойцы. Орден Пастырей – воители с Диаволом за души человеческие. Сказал – сделал. Причем на удивление быстро. На данный момент боевиков во славу Божию шесть тысяч человек, разбросанных также, как мы, по всей Единой Земле. Определить их цели и задачи затруднительно. Я бы сказал, что пастыри суют свой нос во все. Просят их об этом или не просят – они вмешиваются. В стычки с эльфами, в охоту на колдунов, в ловлю преступников... в управление герцогством. Его Высочество с некоторых пор прислушивается к их советам. Странные это люди, Арчи, – командор грел кубок в ладонях, – их считают святыми. И, знаешь, иногда я задумываюсь: а вдруг и вправду?

– Они творят чудеса? – спросил Артур, пропустив «Арчи» мимо ушей. Сэр Герман называл его так раньше, называет сейчас. Сэру Герману можно. – Если да, то...

– Может быть, это и чудеса. – Командор покачал головой. – Как ты верно заметил: судить не нам. Но плоть они усмиряют, аж страшно делается. Не моются. Совсем. Вода, мол, есть драгоценность, важнейшая из всех, и грешно расходовать ее на ублажение плоти. Пить – это пожалуйста: поддержание жизни в бренном теле угодно Господу. А мыться – уж лучше ближнего убить. Целибат вот блюдут и фугах призывают.

– У нас тоже целибат.

– У нас жениться нельзя, – уточнил сэр Герман, – да и то лишь в том случае, если до пострига не успел. Пообещав свою верность Богу, ты уже не можешь ничего обещать женщине, и один мой знакомый юноша вовсю этим пользуется. А у них, Арчи, целибат. Настоящий. Они вообще не знаются с женщинами, – командор улыбнулся, – и за тридцать лет не было ни одного нарушения.

– А дети как же? – с недоумением спросил Артур.

– А никак, – сэр Герман пожал плечами.

– Так какие же они святые? Они грешники! – Артур понял, что запутался окончательно, и помотал головой. – Это же смертный грех. Тот, кто избегает женщин, перечит Божьей воле.

– Ты вряд ли поймешь. Точно так же как они никогда не поймут тебя. Ты говоришь, что Господь дал нам тело для радости. А они считают, что плоть – это тюрьма души. Усмирение плоти, ограничение себя во всем, кроме самого необходимого, – это их путь к святости.

– Я не понимаю. Они хотят прожить и умереть, не оставив детей?

– Нет, – вздохнул сэр Герман, – они хотят прожить без греха. Не понимаешь? Артур, да ты закоснел в предрассудках.

– Может быть. – Юноша кивнул. – Вы попробуйте объяснить.

– Попробую. – Командор помолчал, собираясь с мыслями. Потом поднял палец: – Плотская любовь, не освященная венчанием, – это грех, согласен?

– Для мирян – да. А для тех, кто не может жениться, – нет.

– Вот и объясняй тебе! – досадливо поморщился старый рыцарь. – Ты у нас по определению безгрешен, поди втемяшь тебе, что другие могут думать иначе.

– Да я знаю, что могут, – поспешно заверил его Артур, – могут, и думают, просто не пойму, зачем они живут, если ничего после себя не оставят.

– Славу добрую оставят! – рявкнул командор.

– И все?!

– М-да, – только и сказал сэр Герман. Очень внимательно посмотрел на Артура, вздохнул и повторил печально: – М-да. В этом ты определенно кому угодно фору дашь. И касательно детей тоже. Да, кстати, имей в виду, что в Единой Земле чуть не каждый пятый мнит себя твоим потомком. Реально же детей было восемь. Пятеро – мальчики.

Артур пожал плечами, скорчил легкую гримасу:

– Теперь-то не все равно?

– Я присматривал за ними. – Командор сделал глоток И уставился в свой кубок. – За девочками мы дали хорошее приданое, и, кстати, они все трое вышли замуж за воевод. Кровь не водица, что тут скажешь. Мальчишек, как и следовало ожидать, родители попытались отдать в орден.

– И? – Лицо Артура осталось спокойным, но в голосе зазвенело такое нетерпеливое ожидание, что сэр Герман не удержал улыбки.

– И все были приняты, – ответил он, – поверь мне, поблажек для них не делалось. Мы к тому времени уже утратили и славу, и ореол таинственности, но кандидатов все равно отбирали придирчиво. Несколько твоих правнуков служат сейчас в Недремлющих. Несколько, разумеется, здесь. Не в Сегеде – в Эрде. В Развалинах неладно, приходится держать поблизости монастырь. Ты хочешь знать, кто они и где?

Артур помолчал. Потом качнул головой:

– Н-нет, – вздохнул и сказал уже уверенно: – нет, не хочу.

– Ну и правильно, – негромко произнес сэр Герман. – Кстати, Фортуна мне на тебя жаловался, дикарь, говорит, высокогорный. Чем ты его допек? Гадость сказал?

– Делать мне больше нечего, только с ним разговаривать, – презрительно фыркнул Артур, – Он сам все время.. Сколько книжек прочитал, а ведет себя дурак дураком. Зачем – непонятно.