Враг в зеркале - [2]

Я ещё посидел. На гладком пластике округлых столиков подсыхали отвергнутые покупателями сморщенные кусочки чебуреков, кремовые спирали сосисочных шкурок, бумажно-белые кружочки тарелок, прорисованные остатками кетчупно-горчичных узоров. На столики поглядывал гладкий усатый продавец то на остатки пиршества, то на стоявшего рядом сухонького старого мальчика, - предаваясь сонному раздумью: самому выполнить сервисный долг или заставить нищего.

Скрытно подплывшее короткое плотное облако неожиданно закрыло солнце. Тут же похолодало, а в спину мягко ткнулся ветерок. Голубь, едва не задев усердно трущего пластик нищего, шумно спикировал на соседний столик. Ветер от его крыльев заставил меня поднять голову, и я заметил, как прозрачен кристально чистый воздух: умытые недавним дождем и нежно подкрашенные по контуру дома красуются, словно соревнуясь с уменьшенными своими копиями в стеклах все того же киоска.

Я не понимаю, почему так изменилось мое настроение? Почему - боже мой! - меня вдруг настигло это мгновенное счастье - почти болезненная волна свежести и детского, незамутненного опытом восприятия. И мне хочется, - как тогда, давно, - завопить по-индейски люто и пронзительно...

Поминутно оглядываясь, с явной готовностью наткнуться на грубость, возникла откуда-то куцая собачонка. Вихляясь из стороны в сторону, свернула за пахнущий собачьим раем киоск-кафе и вдруг свирепо оскалилась. Я думал кот или крыса и даже поднялся, желая удовлетворить ленивое любопытство, на что же она так рычит? Но меня опередили: закричала женщина, и вот тут я и увидел зеленые штаны лежащего навзничь моего давнего приятеля Гешу, единственным глазом (во второй вошла убившая его смерть) он разглядывал синее-синее раскаленное небо.

Вот так было покончено с моим лирическим настроением.

И с этого момента жизнь увлекла меня... куда? Если бы я тогда знал!..

Ребята из ближайшего отделения прибыли минут через пять. Старший опер толково разобрался в ситуации и быстро нашел женщину, чей внезапный крик слышали все, гладкого усача-продавца из кафе и меня, собеседника и знакомого покойного.

Этот же опер, подозрительно поглядывая на меня снизу вверх, высмотрел кобуру у моей левой подмышки и потребовал документы. Паспорт и разрешение на оружие он рассматривал так тщательно, что все стали как-то меня сторониться. Опер изъял у меня пистолет, сразу понюхав ствол. Потом тут же позвонил куда-то, продиктовав мои данные.

Тут прибыла ещё одна машина с майором, фотографом и типом в гражданском, немедленно занявшимся телом Геши.

Канитель завертелась. Мне не хотелось тратить время зря, однако покойный, как ни крути, был некогда моим корешом. Надо было отдать последний долг.

Оперативник-лейтенант доложил обстановку майору. Я услышал недовольное брюзжание:

- Так-таки и никаких следов? Может, плохо искали?

- Какие тут следы? - оправдывался лейтенант. - Вы сами взгляните.

Майор не поленился заглянуть за киоск ещё раз и поморщился. Место, огороженное кустарником и стеной дома, было скрыто от глаз прохожих, поэтому перегруженные любители пива пользовались предоставленными удобствами в полной мере. Лейтенанту не хотелось ещё раз скакать среди застоявшихся луж, и, желая отвлечь начальство, он усиленно переводил внимание майора на меня.

Ему это удалось. Майор бросил на меня рассеянный взгляд, враз ставший цепким и настороженным.

Конечно, мои габариты впечатляют, но нажать на курок может и ребенок.

Подъехала "Скорая", не нужная сейчас помощь. Фотограф отщелкал свое, труп завернули в белое, уложили на носилки и увезли.

- Неужели никто ничего не слышал? - недовольно бурчал майор. - Среди бела дня, выстрелом в упор убит человек, кругом полно народу и никто ничего не слышал.

Никем не останавливаемый, я подошел к месту, где недавно лежал Геша. Стена и кустарник заслоняли окна соседних домов, задняя сторона кафе проезжую часть и тротуар. Очень удобно для убийства. Конечно, выстрел был сделан из пистолета с глушителем.

Я посмотрел на зловонные лужи под ногами, через которые бодрыми прыжками стремилась куда-то крыса. Ирония судьбы - место последнего приюта стало логическим завершением вертляврй, не очень-то честной жизни Геши-Нюхача.

Эпитафия.

Я слышал свое имя, но мыслями все ещё был так далек отсюда, что не сразу догадался оглянуться.

- Иван! Иван! - кричал мне какой-то капитан. Он оживленно махал рукой и лишь по мере приближения, я начал узнавать. Ну конечно...

- Ловкач! Ты что-ли?

- Здравствуй, Иван! Давненько... давненько меня так уже не называли. Для некоторых я уже Константин Анатольевич.

- Ты это брось! - увидел он мои насмешливо вздернутые брови. - Для своих я Костей и остался. Ладно, познакомься. Полковник Сергеев Петр Леонидович. А это мой друг детства Иван... Как тебя по батюшке? Иван Михайлович по кличке Оборотень.

Полковник протянул мне руку и крепко пожал. Это был невысокий широкоплечий мужчина лет пятидесяти.

- Я слышал о вас. Да и капитан мне рассказывал. Не могли бы уделить мне время для разговора?

- Я так понимаю, что отказаться мне не удастся.

- Почему же?.. Но я думаю, для нас обоих выгодно сотрудничать.