Враг Шарпа - [84]

– Быстро реагируете, учитывая то, что вы не собирались драться.

Дюбретон пожал плечами:

– Вечером в них привезли вино и еду, майор, – Шарпу не хотелось вспоминать об этом: в их последнюю встречу Дюбретон вручил ему подарок, а теперь они были противниками. Полковник еще раз взглянул на саперов, разрывающих свежую могилу. – Надеюсь, майор, вы не собираетесь делать никаких военных приготовлений во время перемирия?

Шарп кивнул:

– Разумеется.

– Значит, это не оборонительная траншея?

– Это могила, сэр. Мы тоже потеряли людей, – ложь легко сорвалась с языка: погибло трое фузилеров, восемь были ранены, но могилу расширяли вовсе не для них.

Шарп повернулся к замку, махнул рукой, как раньше это сделал Дюбретон, и часовые у ворот отпустили французского капитана верхом на его нервном коне. Тот порысил к полковнику, в ужасе косясь на место гибели своего батальона. За его спиной фузилеры снова вкатили в арку телегу, закрывая проход.

Шарп подозвал капитана и обратился к Дюбретону:

– Капитан Дезе имел несчастье оказаться в замковом дворе, когда начался бой. Он дал мне клятву не поднимать оружие против Его Британского Величества или его союзников, пока его не обменяют на офицера соответствующего ранга. До тех пор он находится под вашим надзором, – сказано было высокопарно, но таковы формальности.

Дюбретон кивнул:

– Я прослежу, – он сказал капитану несколько слов по-французски и кивнул в сторону селения. Молодой человек поскакал прочь, а Дюбретон опять обернулся к Шарпу. – Повезло ему.

– Пожалуй.

– Надеюсь, удача не покинет вас, майор, – сказал француз и подобрал поводья. – Мы еще встретимся.

Он пришпорил коня. Шарп смотрел ему вслед: полтора часа, может, чуть больше – и бой начнется снова.

Потом он прошел к саперам, продолжавшим разрывать могилы. Возглавлявший их сержант при виде офицера крякнул:

– Чертовски мерзкое дело, сэр. Что нам с ними делать?

Раны с налипшей на них грязью неестественно выделялись на смертельно бледных нагих телах.

– Не очень-то глубоко их закопали, правда?

– Не особенно, – сержант шмыгнул носом: могила была не более фута глубиной, падальщики легко разроют ее, чтобы полакомиться мертвой плотью.

Шарп кивнул в сторону южного края раскопок, у самого склона холма.

– Положите их там, да закопайте поглубже. Эта траншея понадобится мне самому.

– Сделаем, сэр.

– Да побыстрее.

Сержант покачал головой:

– Помощь не помешала бы, сэр.

Но Шарп знал, что людей вполне достаточно.

– Если не сделаете за полтора часа, сержант, оставлю вас здесь, когда французы пойдут в атаку.

– Как скажете, сэр, – формальная вежливость с трудом скрывала чувства сержанта. Уходя, Шарп услышал, как тот сплюнул и заорал, приказывая саперам взяться за работу. Шарп решил оставить сержанта в покое. Собачья у него работа, но у батальонных саперов всегда собачья работа: много копаешь, а никто даже спасибо не скажет. По крайней мере, их усилия не пропадут впустую: так или иначе, траншея пригодится, чтобы похоронить мертвых, когда все закончится.

Взобравшись на крышу цитадели, он потребовал подзорную трубу и чашку чая. Отсюда было хорошо видно, как люди Фредриксона убирают прикрывавшие склон холма кусты: кто-то пилил сучья, другие оттаскивали шипастые ветки, чтобы расчистить прямой путь наверх, который так легко будет простреливать. Кусты понадобятся на южном, наиболее уязвимом склоне. Шарп гадал, кто же придумал такую хитрость – впрочем, вне всякого сомнения, он скоро об этом узнает. Скорее всего, дозорная башня станет целью следующей атаки и, вероятно, к вечеру падет. Он раз за разом прокручивал в голове план эвакуации гарнизона. Честно говоря, что бы там ни делал Фредриксон, это было нарушением перемирия, но французы также были не слишком-то щепетильны: в подзорную трубу Шарп увидел, что в селение прибыла артиллерия. Двенадцатифунтовики, короли битв, здоровенные ублюдки, которые в следующие несколько часов принесут британцам только скорбь и смерть.

Впервые за все утро ему не хотелось сидеть в одиночестве, но ни с кем из солдат говорить желания не было. Может, с Терезой, но даже ей не развеять его страхов. Он боялся проиграть. Здравый смысл утверждал, что атакующим нужно превосходство в живой силе три к одному, чтобы получить преимущество при штурме хорошо защищенной позиции, а позиция Шарпа была настолько хорошо защищена, насколько это вообще было возможно. Но у него не было артиллерии, чтобы поспорить с французскими пушками, а французы могли выставить куда больше трех солдат против одного обороняющегося. Конечно, были еще ракеты, но против артиллерии они бесполезны. Правда, на них у Шарпа имелся отдельный план.

Дурацкий, бестолковый план, подумал он, бессмысленный, как гордость и солдатский долг, заставившие его остаться в этих горах, где нет шансов победить, Он сможет задержать французов, и каждый час здесь будет маленькой победой, но этот час будет стоить человеческих жизней. Шарп снова поднялся на колено, навел подзорную трубу на верхушку дозорной башни и увидел там восемь киверов: значит, замечено восемь батальонов французской пехоты. Восемь! Впрочем, «четыре тысячи человек» звучит ничуть не лучше. Он мрачно усмехнулся про себя: стать майором и в первом же бою потерять целый батальон. Как там говорил Гарри Прайс по дороге из Френады? «Сражаясь рядом с Шарпом, долго не проживешь». Печальная эпитафия, но в этом вся его жизнь. Он покачал головой, пытаясь прогнать грустные мысли.