Враг под покрывалом - [15]

Шрифт
Интервал

Рассуждая о малайском самоопределении, в действительности имели в виду, что ислам напугает китайцев картинами ада; но, возможно, даже этого не имели в виду. Сами слишком для добрых мусульман пристрастились к бутылке, целовали женщин, ели сомнительное мясо. Собственно, они точно не знали, чего хотят. Представителей среднего класса Кенчинга, не чересчур темных, не чересчур светлых, носивших мусульманские имена и фамилии, объединяли самые что ни на есть тонкие узы. Одной из них служил чи гуру Абдул Кадыр, козел с мохнатыми ногами, несший на спине их грехи, олицетворяя общий туманный образ истинного малайца (несуществующего) и истинного ислама (не особо желательного) в понятиях, которым подобные вещи не соответствуют. Разумеется, пара пива, непосещение время от времени мечети по пятницам казались не столь страшными рядом с Абдул Кадыром, который матерился, лежа в собственной блевотине.

Чи Норма с отвращением морщила плоский приплюснутый нос, пока слуга шваброй возил по ступенькам. Она любила гостей, но не любила, чтоб компания выходила из-под контроля. Когда она хозяйничала в двух каучуковых поместьях, гости были приличней: выпивали много виски, пели непристойные песни, но белые всегда понимали, что слишком далеко заходят; их, как правило, можно было держать в руках. (Чи Норма прекрасно знала, как держать в руках белого мужчину.) Но дай немного спиртного таким, как Мат бен Хусейн, Дин, Арифин, хаджа Зейнал Абидин, и можно ждать наихудшего. Столешница красивого китайского столика мутно запачкана плоскостопыми ступнями танцевавшего Арифина. Дин вольно пролил пену неловко открытого пива па персидский ковер. Кругом осколки стекла, готовые впиться в босую ногу. Даже чи Иза, всегда сходившая за леди коллега Абдул Кадыра, вела себя глупо, приставая к женатым мужчинам. Один Руперт демонстрировал разумную сдержанность. (Чи Норма выговаривала его имя на малайский манер, с метатезой: Руперет; последняя лабиальная глухая, не взрывная. Часто практиковалась в последнее время в произношении этого имени.) Руперт белый мужчина, его можно держать под контролем. Очень белый мужчина. Подумать только, что этот дурак хаджа предложил ему назваться в честь вшивого Кадыра, пьяницы и транжиры. Руперта назовут Абдуллой. Это имя ему дадут в мечети, под этим именем он будет похоронен. Дома по-прежнему будут звать Рупертом.

Чи Норма была хорошей малайкой, хорошей мусульманкой. То есть происходила она из семьи аче,[24] приехала с Северной Суматры, сама время от времени любила носить европейское платье, пила крепкую с розовым джином, проявляла невежество относительно содержанья Корана. Горячность и вспыльчивость аче вошли в поговорку, но ножами чи Норме служили лишь грозные взгляды и речи. Она опровергала европейское предубеждение – главным образом миссионерское предубеждение – о смиренности женщин Востока. Два мужа – первый голландец, второй англичанин – зачахли от непредсказуемых вспышек ее страсти и экспансивных сексуальных запросов. Пули коммунистов, дважды сделавшие чи Норму вдовой, просто в один яростный миг предупредили то, что с меньшей жестокостью совершило бы истощение.

Хаджа Зейнал Абидин весьма осторожно сообщил Хардману, что обоих, «возможно», коммунисты убили. Две идентичные смерти не вызывали никаких сомнений: долбильщики равнодушно стояли вокруг с открытыми ртами в момент совершения казни. Но может быть, на уме у хаджи Зейнал Абидина был более тонкий, более судебный вопрос о конечной ответственности. Макбет не втыкал в Банко нож, но все-таки убил его. Известно, что террористы-коммунисты, профессиональные убийцы, частенько по просьбе долбильщиков убирали непопулярных десятников. Они время от времени с радостью принимали заказ на убийство, довольствуясь вознаграждением в виде риса и нескольких банок говяжьей тушенки. Может быть, стоит, а может, не стоит принять во внимание, что и Биллем Пийпер и Джон Хит были застрелены за несколько дней до отъезда на родину. Мусульманский брак не нуждается в гражданском контракте, чтобы считаться законным в мусульманском штате, но в христианской стране брак без благословения регистратуры не брак. Просто есть вероятность, что и Пийпер и Хит легкомысленно относились к женитьбе на чи Норме, хотели просто «трахаться», выражаясь по-американски; носили мусульманские имена, как смешной маскарадный костюм. Но чи Норма – не Чио-чио-сан. Ружейными выстрелами коммунистов говорил Аллах, и чи Норма дважды стала богатой вдовой: премии надежно лежали в Англо-китайском банке, каучуковые компании выплатили приличную компенсацию, жизнь была застрахована. Теперь она, хозяйка в собственном доме, снова думала о замужестве, может быть о последнем. Сама продумала детали брачного контракта: если уж придется хорошо заплатить Руперту Хардману, решила оправдать свои деньги. Новый брак выше рангом: Хардман – специалист, не пресловутый десятник. Последуют приглашения в Резиденцию в день рождения королевы, танцы в клубе, престижные прогулки под руку с мужчиной, белую незагоравшую кожу которого с евразийской не спутаешь. Джон Хит пришел пьяный из клуба – один только раз, – и с жаром объявил, что кто-то назвал его


Еще от автора Энтони Берджесс
Заводной апельсин

«— Ну, что же теперь, а?»Аннотировать «Заводной апельсин» — занятие безнадежное. Произведение, изданное первый раз в 1962 году (на английском языке, разумеется), подтверждает старую истину — «ничто не ново под луной». Посмотрите вокруг — книжке 42 года, а «воз и ныне там». В общем, кто знает — тот знает, и нечего тут рассказывать:)Для людей, читающих «Апельсин» в первый раз (завидую) поясню — странный язык:), используемый героями романа для общения — результат попытки Берждеса смоделировать молодежный сленг абстрактного будущего.


1985

«1984» Джорджа Оруэлла — одна из величайших антиутопий в истории мировой литературы. Именно она вдохновила Энтони Бёрджесса на создание яркой, полемичной и смелой книги «1985». В ее первой — публицистической — части Бёрджесс анализирует роман Оруэлла, прибегая, для большей полноты и многогранности анализа, к самым разным литературным приемам — от «воображаемого интервью» до язвительной пародии. Во второй части, написанной в 1978 году, писатель предлагает собственное видение недалекого будущего. Он описывает государство, где пожарные ведут забастовки, пока город охвачен огнем, где уличные банды в совершенстве знают латынь, но грабят и убивают невинных, где люди становятся заложниками технологий, превращая свою жизнь в пытку…


Механический апельсин

«Заводной апельсин» — литературный парадокс XX столетия. Продолжая футуристические традиции в литературе, экспериментируя с языком, на котором говорит рубежное поколение малтшиков и дьевотшек «надсатых», Энтони Берджесс создает роман, признанный классикой современной литературы. Умный, жестокий, харизматичный антигерой Алекс, лидер уличной банды, проповедуя насилие как высокое искусство жизни, как род наслаждения, попадает в железные тиски новейшей государственной программы по перевоспитанию преступников и сам становится жертвой насилия.


Сумасшедшее семя

Энтони Берджесс — известный английский писатель, автор бестселлера «Заводной апельсин». В романе-фантасмагории «Сумасшедшее семя» он ставит интеллектуальный эксперимент, исследует человеческую природу и возможности развития цивилизации в эпоху чудовищной перенаселенности мира, отказавшегося от войн и от Божественного завета плодиться и размножаться.


Семя желания

«Семя желания» (1962) – антиутопия, в которой Энтони Бёрджесс описывает недалекое будущее, где мир страдает от глобального перенаселения. Здесь поощряется одиночество и отказ от детей. Здесь каннибализм и войны без цели считаются нормой. Автор слишком реалистично описывает хаос, в основе которого – человеческие пороки. И это заставляет читателя задуматься: «Возможно ли сделать идеальным мир, где живут неидеальные люди?..».


Невероятные расследования Шерлока Холмса

Шерлок Холмс, первый в истории — и самый знаменитый — частный детектив, предстал перед читателями более ста двадцати лет назад. Но далеко не все приключения великого сыщика успел описать его гениальный «отец» сэр Артур Конан Дойл.В этой антологии собраны лучшие произведения холмсианы, созданные за последние тридцать лет. И каждое из них — это встреча с невероятным, то есть с тем, во что Холмс всегда категорически отказывался верить. Призраки, проклятия, динозавры, пришельцы и даже злые боги — что ни расследование, то дерзкий вызов его знаменитому профессиональному рационализму.


Рекомендуем почитать
В тени шелковицы

Иван Габай (род. в 1943 г.) — молодой словацкий прозаик. Герои его произведений — жители южнословацких деревень. Автор рассказывает об их нелегком труде, суровых и радостных буднях, о соперничестве старого и нового в сознании и быте. Рассказы писателя отличаются глубокой поэтичностью и сочным народным юмором.


Мемуары непрожитой жизни

Героиня романа – женщина, рожденная в 1977 году от брака советской гражданки и кубинца. Брак распадается. Небольшая семья, состоящая из женщин разного возраста, проживает в ленинградской коммунальной квартире с ее особенностями быта. Описан переход от коммунистического строя к капиталистическому в микросоциуме. Герои борются за выживание после распада Советского Союза, а также за право проживать на отдельной жилплощади в период приватизации жилья. Старшие члены семьи погибают. Действие разворачивается как чередование воспоминаний и дневниковых записей текущего времени.


Радио Мартын

Герой романа, как это часто бывает в антиутопиях, больше не может служить винтиком тоталитарной машины и бросает ей вызов. Триггером для метаморфозы его характера становится коллекция старых писем, которую он случайно спасает. Письма подлинные.


Юность

Четвертая книга монументального автобиографического цикла Карла Уве Кнаусгора «Моя борьба» рассказывает о юности главного героя и начале его писательского пути. Карлу Уве восемнадцать, он только что окончил гимназию, но получать высшее образование не намерен. Он хочет писать. В голове клубится множество замыслов, они так и рвутся на бумагу. Но, чтобы посвятить себя этому занятию, нужны деньги и свободное время. Он устраивается школьным учителем в маленькую рыбацкую деревню на севере Норвегии. Работа не очень ему нравится, деревенская атмосфера — еще меньше.


От имени докучливой старухи

В книге описываются события жизни одинокой, престарелой Изольды Матвеевны, живущей в большом городе на пятом этаже этаже многоквартирного дома в наше время. Изольда Матвеевна, по мнению соседей, участкового полицейского и батюшки, «немного того» – совершает нелепые и откровенно хулиганские поступки, разводит в квартире кошек, вредничает и капризничает. Но внезапно читателю открывается, что сердце у нее розовое, как у рисованных котят на дурацких детских открытках. Нет, не красное – розовое. Она подружилась с пятилетним мальчиком, у которого умерла мать.


К чему бы это?

Папа с мамой ушли в кино, оставив семилетнего Поля одного в квартире. А в это время по соседству разгорелась ссора…


Время тигра

Британия начинает утрачивать владычество над Малайей, но семена западной культуры уже упали на богатую почву загадочной страны. Какие всходы даст этот посев, можно только догадываться. Молодые англичане – Виктор и Фенелла Краббе пытаются понять непостижимую прелесть бесконечно чужой страны…О дальнейшем развитии событий и судьбах Виктора и Фенеллы Краббе рассказывают романы «Враг под покрывалом» и «Восточные постели».


Восточные постели

В романе-ностальгии «Восточные постели» повествуется о драматическом взаимопроникновении культур Востока и Запада. Эпоха британской колонизации сменяется тотальным влиянием Америки. Деловые люди загоняют на индустриальные рельсы многоцветный фольклорный мир Малайи. Оказавшись в разломе этого переходного времени, одиночки-идеалисты или гибнут, так и не осуществив своей мечты, как Виктор Краббе, или, как талантливый композитор Роберт Лоо, теряют дар Божий, разменяв его на фальшь одноразовых побрякушек.