Врачеватель. Олигархическая сказка - [41]

– Не надо пугаться. Это по-прежнему я, ваш добрый и искренний друг. Зашел на огонек. Смотрю – свет горит. Значит, не спите. Значит, думаю, пофилософствуем о разных там несоответствиях бытия и сознания, причины и следствия, а может, формы и содержания. Вы как, не против?

– Жалею об одном, – подперев рукою голову и глядя в стол, тихо сказал Пал Палыч, – что вы у нас, Петрович, тварь бестелесная. Так сказать, газообразная. Пощупать вас как следует нет никакой возможности.

– Что, никак побили бы? Кишка у вас тонка! – наигранно парировал Шлыков. – Только и можем, что разглагольствовать да оскорблять, а на деле – нет, батенька, тонка кишка. Тонка.

– Послушайте, Петрович, – оторвав тяжелый взгляд от стола, Пал Палыч поднял голову. – Вам, наверное, очень несладко, раз вы вот так паясничаете? Давно мыкаетесь по нашей грешной матушке-Земле? Поди, успокоения души алчите, да все никак не получается. Но мне почему-то вас не жалко. Да и как можно жалеть то, что…

– А мне вот очень жаль, – перебил его Шлыков, – что я не снискал у вас сочувствия. Было бы приятно, черт побери, хотя, как вы понимаете, я в этом не нуждаюсь. А что касаемо моих мытарств по грешной матушке-Земле, так это не сразу. И ваше замечание на счет успокоения души – не что иное, как наивный религиозный бред. Простите, конечно. Да и время здесь не имеет никакого значения. Какая разница, если мы с вами ровесники. Удивлены? Но это именно так, дорогой мой. Нам с вами тринадцать с лишним миллиардов лет, и родились мы в одну и ту же долю секунды, после той самой критической точки сжатия, за которой последовал Большой взрыв. Так с тех пор, как вы изволили выразиться, и мыкаемся, неся в себе эту невероятную по объему и смыслу информацию.

– Только мы с вами почему-то на разных полюсах, – не опуская глаз, заметил врачевателю Пал Палыч.

– А вы себя, конечно же, не задумываясь, безапелляционно приписали сразу к плюсу? Что ж, Пал Палыч, спишем это на ваше тщеславие и некоторые другие особенности характера. Зато вы не оставили мне выбора. Видно, не суждено. Приму как данность. Получается, что я – пресловутый представитель мракобесия. Знаете, Пал Палыч, обидно мне не за себя, а за убогое человеческое представление о добре и зле. Так вот, представьте себе существование, скажем, Земли, но лишь с одним единственным полюсом. И что? Где бы мы все тогда были? То-то и оно. А я – скромный, всеми гонимый труженик. Действительно, мыкаюсь по свету для сохранения этого самого баланса, повсюду наталкиваясь на полное непонимание.

Теперь уже Шлыков готов был брызнуть слезою, но Пал Палыч вовремя этому воспрепятствовал.

– Нет-нет, Петрович, умоляю! Обойдемся без сцен. Я уже это видел и, поверьте, оценил по достоинству.

– Хорошо, не буду, – согласился врачеватель, – но иногда очень тяжело сдерживать свои эмоции. Надеюсь, вы меня понимаете?

На этот раз Пал Палыч промолчал.

– Ну вот, и вам меня не суждено понять. Каждый способен думать только о себе, и никто – о мироздании. А ведь ему, мирозданию нашему, без гармонизации никак не обойтись. На то и войны. И если Америке, к примеру, хорошо, то России обязательно должно быть плохо. Иначе – хаос. Но Создатель – честь Ему и хвала – на то и сотворил столь несовершенное существо, обозвав его «человеком», чтобы такие, как мы с вами, могли только винтики подкручивать в этом сложном организме под названием «социум». То бишь – общество.

– А какого рожна, позвольте спросить, теперь вы столь безапелляционно приписали меня к своей «бригаде»?

– Так вы, Пал Палыч, избранный.

– И что? Вы хотите, чтобы я с вами на пару у социума закручивал болты и гайки? Я это с успехом проделывал на протяжении пятнадцати лет.

– Так это же здорово! У вас богатый опыт. Вы – настоящий профессионал.

– Вот что, Петрович, – Пал Палыч встал с кресла, – пора заканчивать, но, так как вы все равно без этого не сможете, предлагаю сократить количество действующих лиц. Следующий, как я понимаю, у нас по сценарию Семен Аркадьевич, но мы его пропустим и сразу примем облик Скрипченко. А мне, избранному, будет интересно посмотреть, как вы это делаете. Договорились?

– Вам я отказать не в силах.

– Вот и замечательно!

Антоша Шлыков, сильно ударив ногой в дверь кабинета, вынул из-за пояса огромных размеров тесак и с душераздирающим воплем: «Сволочь! Компенсируй мне те бабки, которые из-за тебя, гниды, я потерял на макаронниках!» – бросился на Пал Палыча, безболезненно пройдя сквозь него. Когда Пал Палыч, не моргнув и глазом, машинально повернулся на сто восемьдесят градусов, перед ним у стены во всей красе уже стоял Игорь Олегович Скрипченко в черном смокинге, с бабочкой, в розовых, надетых на голые небритые ноги, чулках и с наколотым на вилку куском «Сибаса».

– До чего же вкусно готовят, заразы! – отпилив своими крепкими зубами половину куска, жуя и улыбаясь, промычал Игорь Олегович.

В ту же секунду дверь в кабинет Пал Палыча отворилась настежь, и на пороге появилась Нина Сергеевна, держа в руках весьма увесистый предмет непонятного предназначения.

– Паша, что случилось?.. – увидев жующего, напевающего что-то себе под нос и пританцовывающего Скрипченко, она застыла на месте.