Врачебная сказка, или Операция "Алатырь" - [20]
— Как же мне надоело жрать человечину! Троглодит Иванович, — обратилась она к Змею, — поможешь? Не только ж мне одной мучиться надо.
— Я несъедобный, бабушка, — ухмыльнулся молодой человек.
— Все так говорят, — вздохнула Яга, — а есть надо!
— Я — ангел. Почти!
Тишина в помещении наступила мгновенно. Даже Пифия, про которую все забыли, бросила свои попытки залезть в погреб избушки.
Андрей с Хоттабычем уволоклись подальше от умных разговоров.
— Знаешь, а здесь неплохо, — высказался мой муж. — Даже весело, что ли.
— О, досточтимый Андрей ибн Женя! Ты, наверное, мудрец в своем мире! Ты так точно все подмечаешь, о, открытый третий глаз моего разума! Ты достоин большего! Хочешь, я подарю тебе дворец и построю вокруг него город. Ты будешь править там мудро и долго, о, философский камень моей души! Ты открыл мне такую радость на старости лет! Вот ведь где скрыта истина — в вине! — Хоттабыч воздел крючковатый палец вверх.
— Ну, не в вине, а в водке, — наставительно поправил Андрюша. — Но постоянно искать истину нельзя, старик! Сопьешься быстро! — объяснил муж. — А города мне не надо. Я люблю руками что — то делать. Мастерить то есть.
Оглядев округу и не найдя ничего, кроме леса и избушки на курьих ножках, муж предложил:
— Слышь, Хоттабыч, давай, избушку бабульке модернизируем. Обновим так сказать. Она рада будет.
— О, наидобрейший из всех живущих! О, мать Тереза в мужском обличье! Я преклоняюсь перед тобой! — Хоттабыч грузно упал на колени. — Повелевай, о, бездонный сосуд разума моего сердца!
— Ну, ты загнул! — восхитился Андрей. — Ты только с коленок встань и давай, домой сгоняем. У меня кой- какие мыслишки по поводу избушки появились.
— Слушаю и повинуюсь, — низко поклонился старик. Перед отцом семейства возник ковер — самолет.
— Опять на этой тряпке лететь, — пробурчал недовольный "наидобрейший из всех живущих". — Может, портал там какой есть, а?
— Есть! — оживился Хоттабыч, — у Яги в печи. — Пойдет?
— Нет! — отрезал муж. — Я хоть и летать боюсь, но это лучше, чем живьем в огонь переться! Ладно, поперли так, — кивнул Андрюша на ковер — самолет, — только давай по — быстрому.
Перелет прошел удачно. Хоттабыч стер из памяти своего героя особо неприятные моменты: когда тот залазил на ковер почему — то уже во время взлета; когда, пролетая над Багдадом, чуть не грохнулся вниз, силясь рассмотреть, что происходит в гареме падишаха. А главное — когда ковер не смог пройти через стену монолитного дома, где находилась квартира Андрея. Это было самое жуткое происшествие за весь полет. Ковер бился, как мог. Джин с моим мужем молчаливо терпели старания ковра. Несколько раз летательный аппарат Хоттабыча даже сбрасывал балласт от бессилия в лице то одного, то другого пассажира и пару раз попытался протаранить стену с разлету. В результате пришлось сесть на крышу.
Мой муж ничего этого не помнил, конечно. Но от этого бесился еще больше. Еще бы: меня бы тоже бесило, если б я с горем пополам приперлась домой с переломанной ногой, при этом совершенно не зная, как и где я умудрилась так упасть! А если еще учесть количество шишек и мелких ушибов по всему телу, то на месте моего Андрюши я бы сразу предположила, что меня били. Причем, жестоко и долго. Но это я!
Мой любимый четко знал, что его не били. Что пить он — не пил. А откуда тогда травмы, было непонятно. Поэтому, что в квартиру можно попасть другим путем — через дверь — муж додумался не сразу. Мысли были заняты другим:
— Не, Хоттабыч, ты мне скажи: откуда у меня гипс? — вопрошал он, маршируя по лестнице. — Мы же не терпели кораблекрушение?
— Нет, — отрицательно качал головой Хоттабыч.
— Ты меня терял по дороге? — уточнял муж.
— Нет!
— Откуда у меня тогда гипс?
Хоттабыч нервно пожимал плечами. До четвертого этажа допрос повторялся три раза в той же последовательности. Когда подошли к двери, джинн облегченно вздохнул, что философский камень его сердца (или ума — не помню) наконец — то переключится на какую — нибудь другую тему.
В квартире они пробыли недолго. Андрюша всегда любил порядок. Инструменты собрали быстро.
— А это что? А это? — приставал Хоттабыч, тыкая безпередышно пальцем в невиданные орудия труда современного человека.
— Потом узнаешь, — отмахивался Андрей, методично пакуя отвертки, болты, гайки, шуруповерт, дрель, рубанок и множество других необходимых ему для работы инструментов.
Когда все было упаковано, хозяин квартиры любезно предложил чаю. Хоттабыч отказался, демонстрируя полный стакан. Пополнив содержания водки в себе, джинн предложил лететь в Фольклор. Они присели на дорожку по старинному русскому обычаю. Хоттабыч выпил еще.
— За руль пьяным не садись! — назидательно изрек Андрей. — Я поведу машину.
— Какую? — пьяненько уточнил джинн. Муж ткнул пальцем в свернутый злосчастный ковер — самолет. Старик кивнул, соглашаясь. С трудом выперев летательный аппарат на улицу, Андрей велел показать ему маршрут следования. Хоттабыч от такого протрезвел и попросил объяснить смысл неведомых ему слов. Затем еще полчаса ушло на составление маршрута и карты. Так и не поняв толком, где этот "долбаный" переход, Андрей приступил к управлению ковром.
Два брата — близнеца, студенты историко — археологического факультета, случайно натыкаются на странную пещеру на берегу моря, в которой обнаруживают сосуд с зашифрованным посланием. Ломая голову над этой загадкой, молодые люди сталкиваются с таинственной незнакомкой, гуляющей исключительно по ночам и отчаянно нуждающейся в помощи. Поддавшись искушению произвести впечатление на девушку и бушующему в груди любопытству, братья оказываются втянутыми в многовековые тайны планеты Земля, грозящими закончиться мировой катастрофой.
Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.
Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?
Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?
Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.
Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.
«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.