Впервые. Записки ведущего конструктора - [8]

… Полученные результаты показывают, что имеется возможность пуска ракет в любой район земного шара…»

Это сообщение ТАСС не вызвало переполоха в мире. Но быть может, кто-то и почувствовал необычность происшедшего: «Пуск ракет в любой район земного шара…»

В это время в цехах завода рождался объект ПС (простейший спутник). Так сухо и буднично был окрещен тот, кому надлежало свершить дела далеко не будничные. Однако рабочие, а порой и сами проектанты и конструкторы, назвавшие свое творение столь строгим именем, проявляя чувства нежности и любви к своему первенцу, именовали его так ласково, так тепло — пээсик.

А для меня космос начинался так.

Как-то в конце рабочего дня в середине 1957 года ко мне подошел Михаил Степанович — один из ведущих инженеров нашего конструкторского бюро. Его крупное открытое лицо, спокойный взгляд как будто не таили ничего необыкновенного, тревожащего. Удобно усевшись на диван, стоявший в моей рабочей комнате, он повел, в общем-то, обычный разговор, который часто можно слышать в конструкторско-производственной среде: интересно, конечно, работать в конструкторском отделе, быть ближе к производству тоже неплохо, а участвовать в создании нового, совсем нового — просто великолепно.

Вскоре, однако, я начал подозревать, что у речей Михаила Степановича весьма определенное направление и что он ведет огонь хоть и издалека, но по хорошо видимым целям. И действительно, спустя еще несколько минут он выложил главное:

— Слушай, давай вместе работать!

— Над чем работать? Кем?

В конце концов выяснилось, что Михаила Степановича назначают ведущим конструктором первого спутника, разработка которого уже шла в нашем конструкторском бюро. Мне же он предлагал быть его заместителем, ну, конечно, если я согласен и если Сергей Павлович эту идею поддержит.

Скажу прямо: предложение Михаила Степановича застало меня врасплох. Что значит ведущий конструктор или его заместитель, я примерно представлял. Все знать, все видеть, за все отвечать. Но представлять — одно, работать — чуть-чуть, так сказать, другое. О самом себе в подобной роли я никогда не думал. Впрочем, дело, конечно, интересное. Но ведь каждый, переходивший с одной работы на другую, может вспомнить, как мысленным взором измерял вереницу «за» и «против» и считал, чего больше, а чего меньше!

Поздно вечером нас принял Главный.

— Ну что, договорились? — в упор спросил он, глядя на нас усталыми глазами.

Я понял, что какой-то разговор обо мне уже был.

Михаил Степанович попытался обстоятельно доложить о моих колебаниях, но Сергей Павлович жестом остановил его и, глядя на меня, спросил:

— Согласны?

Смутившись, я довольно бессвязно пролепетал что-то в том духе, что все это для меня очень ново и что у меня нет опыта…

— А вы думаете, все, что мы делаем, для всех нас не ново? На космос думаем замахнуться, спутники Земли делать будем — не ново? Человека в космос пошлем, к Луне полетим — не ново? К другим планетам отправимся — старо, что ли? Или вы думаете, мне все это знакомо и у меня есть опыт полетов к звездам?

Я молчал.

— Эх, молодость, молодость! Ну что ж, скажу: молодость — штука хорошая, и это не главный ваш недостаток! Так что же, беретесь?

— Берусь, Сергей Павлович!

— Ну вот и добро. Желаю всего хорошего. И до свидания. Меня еще дела ждут.

Его рука легла на пухлую стопу вечерней почты. Было около одиннадцати часов вечера.

На следующее утро я сразу же разыскал Михаила Степановича.

— Ну-с, товарищ ведущий конструктор, теперь вы обрели заместителя. А знаете ли вы, что ваш зам до сих пор по роду своей работы не имел никакого отношения к тому, в чем он должен вас замещать?

— Ладно, ладно. Тебе Сергей Павлович вчера что сказал?

— Ну, то Сергей Павлович, а ты-то ведь знаешь, Михаил, что ни проектными, ни конструкторскими, ни производственными делами я не занимался. Ведь я кто? По образованию инженер-радиотехник, по опыту работы, как в анкетах пишут, то же.

— Слушай, не трать времени. Пошли к Бушуеву. Доложим ему — и за работу.

Мы поднялись на третий этаж. Вокруг стола в небольшом кабинете заместителя Главного по проектным делам, несмотря на ранний час, уже стояло несколько инженеров. Мы подошли, поздоровались. Константин Давыдович, улыбнувшись, протянул руку:

— Ну что ж, поздравляю с новой работой!

Представляться не пришлось.

Обсуждали они, как я постепенно начал понимать, терморегулирование спутника. Из технических терминов, густо украшавших разговор, только редкие слова, вроде таких, как «вентилятор» или «блок автоматики», имели для меня более или менее конкретный смысл. Остальные же: коэффициенты А и Е, «электрохимическое полирование», «термическое сопротивление излучения, поглощения, тепловыделения» и т. п. — были бессодержательны.

— Товарищи мои дорогие, — Константин Давыдович как-то очень значительно посмотрел на собеседников. — Нам надо привыкать мыслить иными категориями. Обеспечение теплового режима спутника дело новое. Спутник на орбите будет подвергаться резко переменным тепловым воздействиям — нагреваться Солнцем над освещенной стороной Земли и охлаждаться над теневой. И хотим мы этого или не хотим, а в тепловом отношении он будет самостоятельным небесным телом. Да-да. Он будет обмениваться теплом с окружающим его космическим пространством…