Из воспоминаний амьенских жителей стоит, пожалуй, выделить рассказ некоего Шарля Тассенкура о сочувственном отношении Жюля Верна к искусственному международному языку эсперанто. Он с готовностью принял предложение стать почетным председателем амьенской группы эсперантистов и обещал показать преимущество международного языка в одном из своих романов, но, к великому огорчению поборников эсперанто, не успел осуществить этот замысел.
Можно только удивляться разительному несоответствию частной жизни писателя и высоких порывов его созидательного духа. В то время как герои «Необыкновенных путешествий» устремлялись за пределы возможного, утверждали власть человека над всеми четырьмя стихиями, сам он довольствовался малым.
Легко понять, как его обрадовало предложение адвоката Деберли подняться вместе с ним на аэростате Эжена Годара, известного в те годы воздухоплавателя, совершившего несколько научных полетов с астрономом Фламмарионом.
18 сентября 1873 года нежданно-негаданно исполнилась давняя мечта Жюля Верна. Полет над Амьеном так подействовал на его воображение, что побудил написать и выпустить отдельной брошюркой очерк «Двадцать четыре минуты на воздушном шаре».
«Уже должна была прозвучать традиционная команда: „Отдать концы!“, и мы готовы были оторваться от земли… как в гондолу вдруг забрался сын воздухоплавателя, бесстрашный десятилетний сорванец, ради которого пришлось пожертвовать двумя мешками балласта из четырех, имевшихся в запасе. В гондоле осталось два мешка! Никогда еще Эжену Годару не приходилось летать в таких условиях. Поэтому полет не мог быть продолжительным».
Подробно описывая подъем аэростата «Метеор» и величественное зрелище, открывшееся с высоты 1200 метров, Жюль Верн заканчивает очерк похвальным словом аэронавту: «Ни простая прогулка по воздуху, ни даже длительное воздушное путешествие нисколько не опасны, если совершаются под управлением такого смелого и опытного воздухоплавателя, как Эжен Годар, имеющего на своем счету более 1000 полетов в Старом и Новом Свете… Благодаря своему опыту, выдержке, глазомеру, он является настоящим властелином воздуха!»
Какие восторги источает прославленный фантаст по поводу обыкновенного полета на воздушном шаре! Читая сейчас эти строки, остро ощущаешь огромную дистанцию между реальными возможностями науки и техники XIX столетия и воображаемыми подвигами героев «Необыкновенных путешествий».
Прошло несколько десятилетий, и соотношение стало обратным. Вымысел романиста, заглянувшего за грани своего века, отстал от бега времени.
юль Верн жил понятиями классической механики и классической физики. Его интересовали не столько отвлеченные теории и гипотезы, сколько их производное — зарождавшиеся технические идеи. Когда он начинал свою деятельность, XIX век был веком пара. Но на смену пару должна была неизбежно прийти неизмеримо более революционная сила — электричество. Писатель отлично это понимал и старался приблизить в фантазии наступление долгожданного «электрического века».
Электричеству он отдает безоговорочное предпочтение перед всеми другими видами энергии, считает его «душою вселенной» и только с ним одним связывает энергетику будущего. Нет ни одной области применения электричества, которую не предвидел бы и не описал Жюль Верн. Например, «Наутилусу» оно служит не только двигательной силой, но используется также для освещения, отопления, вентиляции, в боевых действиях и для разных бытовых нужд. На электричестве работают насосы, дистиллятор, калориферы, кухня, часы, газосветные трубки (наподобие неоновых), измерительные приборы, сигнализация и т. п. И даже под водой, в особых скафандрах, «охотники» стреляют из ружей, заряженных электрическими пулями. Когда появился роман, все это было смело, заманчиво, казалось волшебной сказкой.
Прошло несколько лет. В 1878 году Жюль Верн занес в свою картотеку под рубрикой «Электричество» новый примечательный факт: Грахам Белл изобрел и запатентовал так называемый телефон — аппарат, позволяющий разговаривать по проводам на большом расстоянии.
В 1877 году над бульварами Парижа вспыхнули «ярче солнца» электрические свечи Яблочкова. Журналисты сравнивали «русский свет» с волшебной лампой Аладдина. Надар пророчил «гениальному изобретению „мсье Яблотшкофф“» великое будущее.
В том же году картотека Жюля Верна пополнилась еще одним почти невероятным фактом: Эдисон изобрел аппарат, записывающий и воспроизводящий человеческую речь, — фонограф.
Годом позже физик де Монсель демонстрировал фонограф на заседании Французской академии наук.
И тут произошел любопытный инцидент. Академик Буйо прервал демонстрацию говорящего аппарата возмущенным окриком: «Негодяй! Плут! Вы думаете, что мы позволим чревовещателю надувать нас!»
В России первого владельца «говорящей механической бестии» отдали под суд. Беднягу приговорили к денежному штрафу и трехмесячному тюремному заключению за… мошенничество.
Новое неудержимо вторгалось в жизнь. В 1881 году в Париже была устроена грандиозная электрическая выставка. «После Уаттов и Стефенсонов мы прославляем теперь Граммов, Сименсов, Яблочковых, Грахамов Беллов и Эдисонов», — писали корреспонденты газет.