Впереди вражеский берег - [42]

Впрочем, самое интересное еще было впереди. Когда мы пролетали над Шербуром, то увидели самолет, идущий встречным курсом с включенными огнями. Это, вероятно, был немец, возвращавшийся после бомбардировки Англии. Я быстро заложил вираж и дал полный газ. Старый «Хэмпден» задрожал, как в лихорадке, потому что его моторы развили неслыханную мощность. Мы догнали незнакомца возле самого Лориана. Какое-то время мы летели следом за ним, пытаясь опознать самолет, но было слишком темно. Наконец вспыхнул вражеский прожектор, и в его луче мы четко увидели бомбардировщик Do-17. Более того, оба пилота решительно ни о чем не думали. В кабине горело освещение, и они, похоже, мечтали об ожидающем их эрзац-кофе с бутербродами, которые получат через несколько минут после посадки.

Верхний и нижний пулеметы задних стрелковых точек моего самолета плавно повернулись вправо, и я приказал Маку целиться поточнее. Затем я тихо произнес:

«Один — два — три… — И крикнул: — Задай им, Мак!»

Последовало резкое стаккато, и все 4 ствола выплюнули светящиеся струи трассеров. «Дорнье» круто пошел к земле, один его мотор пылал. Но у самой земли немец выровнялся и проскочил над самой гаванью Лориана, наверняка думая, что мы продолжаем гнаться за ним. Когда мы в последний раз видели немецкий самолет, этот клубок огня скрылся за деревьями. Когда мы вернулись, Бомбардировочное Командование записало на наш счет «вероятную победу».

На следующую ночь, 26 августа, был проведен первый налет на Берлин. Поднялся немалый переполох, когда была названа цель налета. Мы давно этого ждали. Многие пилоты, свободные от полетов, немедленно начали требовать, чтобы их поставили в список экипажей, которые будут бомбить германскую столицу. Даже Даунвинд Гиллан отобрал самолет у кого-то из молодых пилотов, чтобы стать одним из первых над Берлином. Не знаю, кто там выбрал в качестве даты налета 26 августа, только наши средние бомбардировщики столкнулись с неслыханно сильным встречным ветром.

Операция оказалась крайне тяжелой. Над целью мы встретили плотные тучи, и я думаю, что не больше 10 бомб в действительности упали на сам Берлин. Обратный путь оказался очень трудным. Немцы выстроили целый забор из зениток на пути от Лондона до Берлина, и они вели плотный огонь. Многие самолеты на обратном пути сели в море, даже в нашей эскадрилье имели место три случая. У Тони Миллса возле Фламборо-Хед кончился бензин, и экипажу пришлось спасаться в надувной лодке. Всех жестоко измучила морская болезнь. Питкэрн-Хилл, который всегда все делал наперекосяк, но все-таки сбрасывал бомбы на цель, подумал, что не сможет приземлиться, и посадил свой «Хэмпден» на воду рядом с вооруженными траулерами возле Гримсби. Канадец Питт-Кэйтон совершил вынужденную посадку среди минных полей на восточном побережье. Экипаж до утра просидел в самолете, не отваживаясь пересечь песчаные дюны, а те, кто видел эту посадку, не решались подойти к самолету, чтобы не подорваться. Лишь утром появился минер, который знал тропку среди мин, и вывел летчиков.

Как только я приземлился, мой самолет заправили, и я снова взлетел, чтобы разыскать Тони. Мы пробыли в воздухе 6 часов, но ничего не увидели. Когда мы вернулись обратно в Скэмптон, я услышал, что его уже давно подобрали. Он дважды видел, как я пролетал у него прямо над головой, и сейчас вместе со своими спасителями выпивал в Гримсби.

Через несколько дней во время ночной посадки Джо Коллиер не дотянул до полосы и разбился, получив сильнейшую контузию. На следующую ночь в поле возле Норвича разбился Дикки Банкер, раскроив себе череп. Постепенно наши ряды редели. Из большой группы парней, воевавших с первого дня, уцелели только Питкэрн, Оскар и я.

* * *

Тем временем в гавани Гамбурга, на верфях которого наблюдалась повышенная активность, появился «Тирпиц», огромный линкор водоизмещением 45 000 тонн. На нем велись достроечные работы, и линкор готовился выйти в открытое море, чтобы бросить вызов Королевскому Флоту. Мудрые головы в Адмиралтействе пытались придумать, как бы обезвредить его еще до первого выхода.

В то время в составе нашего флота осталось не так много линкоров, и военные действия на Средиземном море серьезно повлияли на нашу стратегию. Кто-то прослышал об атаках немецких пикировщиков, поэтому нашим ночным бомбардировщикам было дано задание: на рассвете атаковать с пикирования «Тирпиц» и вернуться домой к завтраку.

Обычно наша группа разделялась. Часть самолетов летела к Вильгельмсхафену, где стоял «Бисмарк», другие с удовольствием бомбили Гамбург. Но эти атаки не давали хорошего результата, так как бомбы никогда не отделялись от самолета в момент нажатия кнопки сброса. Поэтому они падали, как правило, не менее чем в полумиле от дока, где стоял линкор.

Когда рано утром мы летели выше туч над холодными волнами Северного моря, мне казалось, что растрепанные вершины грозовых облаков отмечают наш путь к Германии, словно говоря: «Вот ваша дорога, она ведет в Германию, но не обратно». То и дело вспыхивали молнии, заставляя меня подпрыгивать на сиденье, а в это время в задней кабине Мак истошно вопил: «Зенитки! Зенитки!» Поэтому я перенервничал еще задолго до начала атаки.