Впереди - полоса - [2]

Скулы у Попова были шире лба, нос немного удлинен и загнут книзу. Волосы цвета соломы распадались на стороны, как их ни зачесывай.

— Смотрите сами. — И капитан принялся водить пальцем по линиям графика. — Вот эта нисходящая — линия записи оборотов. В этой точке — обозначим ее точкой «а» — она изламывается. Видите?

— Почти незаметно.

— Но ведь есть! Что тут отрицать?

— Я ничего не отрицаю, — ровным голосом ответил Попов. — Я только говорю: излом почти незаметен.

Капитан загорячился.

— Ваш летчик поставил РУД на «стоп» или даже за «стоп». Сработал гидрозамедлитель, обороты уменьшились до нуля. Вот и все!

— Не вижу истоков вашего «выходит», — по–прежнему не повышая голоса, произнес Попов. — Так и я могу объяснить: в силовую установку перестало поступать топливо, обороты уменьшились до нуля. Где же причина?

— Э, нет, товарищ майор! — Омелин усмехнулся. — Мое «выходит» подкреплено объективными данными. Вы обычно шасси выпускаете перед третьим разворотом, не так ли?

— Обычно. Но не во всех случаях.

— А какая при этом выдерживается скорость?

— Не свыше пятисот пятидесяти.

— Вот то–то! — капитан с торжеством поднял палец. — А у вашего летчика она была равна семистам! Отсюда выходит: времени до посадки в обрез, необходимо резко снижать обороты. В спешке РУД переводится не в положение малого газа, а на «стоп». Но ваш лейтенант этого не видит, потому что выпускает тормозные щитки.

— Совершенно с вами согласен, — послышался от двери голос подполковника Кострицына, заместителя командира полка. — Я запрашивал дальний привод, там подтверждают: один из истребителей шел к полосе на повышенной скорости.

Попов не заметил, как вошел подполковник.

— Кто именно подтверждает? — спросил он, не оборачиваясь к Кострицыну.

— Ефрейтор Юрчишин.

— Хорошо, — сказал Попов. — Я с ним поговорю.

— То есть, — подполковник впился взглядом в комэска, — вы намерены ревизовать мои слова?

— Я намерен отыскать истинную причину остановки двигателя. Но для этого мне нужны факты. Не сомневаюсь, что Юрчишин говорит правду, но мне нужно расспросить его подробнее.

— Шерлок Холмс! На версию других выдвигаете свою?

— Сравнение неудачное, — парировал Попов.

Кострицын обратился к Омелину:

— Распорядитесь принести записи «одиннадцатой» в предыдущих полетах.

— За какой период? — уточнил Омелин.

— За самый короткий. Хватит записи предыдущего полета Баталина.

Принесли запись, началась дешифровка. Попов внимательно следил за ходом дела. Картина складывалась не в пользу Баталина. В предыдущем полете после третьего разворота он держал скорость около семисот километров в час.

— Ну, что вы скажете, товарищ майор? — обратился к нему подполковник. — Хотите, расшифруем и другие записи?

— Зачем?

— Чтобы вы имели факты.

— Дело ваше, — невозмутимо отозвался Попов. — Чем больше, тем лучше. Но даже один этот факт противоречит вашей версии, товарищ подполковник. Скорость после третьего разворота была завышена, а двигатель не останавливался. Не останавливался он и во всех предыдущих полетах.

Попову нельзя было отказать в логике. Даже Омелин склонил голову, призадумавшись.

Кострицын вышел из себя.

— Да он, этот ваш Баталин, либо разболтан до предела, либо вообще больной! — выпалил он. — Вместо того чтобы думать о пресечении нарушений, вы вздумали выгораживать виновника!

— Я попросил бы разговаривать со мной так, как требуется по службе, — заметил Попов.

— Надо гнать таких из авиации! — не слушая командира эскадрильи, продолжал Кострицын, — Вам известно, что он во время полетов песни поет, стихи сочиняет? У вас в воздухе есть время петь? Нет? И у меня нет, и ни у кого нет! Он и вас и всех нас подведет под монастырь! Он на нашу голову инспекторов нашлет, а нашу часть, как вы знаете, должен посетить маршал! Кого вы защищаете, товарищ майор?

— Никого, товарищ подполковник. Летчик Баталин в защите не нуждается: он не останавливал двигателя. Капитан Омелин может не знать, но вам превосходно известно: конструкция рычага управления двигателем на нашем истребителе исключает непреднамеренное перемещение его в положение «стоп». Это проверено экспериментально. И я хочу разобраться объективно…

— Это не объективность, — прервал его Кострицын, — это объективизм! Вы защищаете честь мундира!

* * *

На разборе полетов, выслушав мнения по поводу предпосылки, командир полка сказал:

— С выводами спешить не будем. Техники разбирают двигатель. Послушаем, что они скажут.

Сердюков велел остаться командирам эскадрилий и их заместителям. Летчики разошлись.

Попов связался по телефону с ефрейтором Юрчишиным.

— Я не говорил, что скорость была завышена, товарищ майор, — ответил удивленный Юрчишин. — Я сказал товарищу подполковнику: мне показалось, что кто–то прошел над нами быстрее обычного.

И тут Кострицын передернул!

С первых дней пребывания Баталина в полку у него не сложились отношения с Кострицыным. Началось с торжественного построения. В то утро Сердюкова вызвали в штаб округа, он поручил провести церемонию заместителю. Кострицын, намолчавшись, увлекся речью так, что заскучали и «старички» и новички. Попов отметил про себя: как важно уметь говорить коротко и ясно!