Вперёд в прошлое - [16]
– А ты с ней вроде тоже ходил? – спросил Павлин, и я сразу понял, с кем.
– Да, самую малость, – сказал я и почувствовал, что в этот момент совершаю предательство по отношению к ней. Но тут же решил, что она больше виновата, и обозлился на нее с новой силой.
– Ну и как?
– Да никак. Охота была связываться...
– А зря... Верно, Ухарь?
– Ага, – крякнул Кухарев. – Это она с виду интеллигентная...
И тут Павлин начал рассказывать что-то совершенно невероятное. При этом он причмокивал, изображал и ругался... Я чувствовал, что краснею, но уже не мог понять отчего: то ли от рассказов Павлина, то ли от поддакиваний Кухарева, то ли от вина. Кровь била мне в виски... Голова время от времени кружилась. Что-то дикое, вывернутое наизнанку, неправдоподобное нес Павлин, но детали, которыми он оперировал, были настолько конкретными и описывал он их так подробно, что нет-нет, а возникали сомнения: а вдруг?.. Вдруг действительно все, что он говорит, – правда? Хотя бы и в сотой доле?..
– А у меня все по-другому, – сказал Кухарев.
Теперь настала его очередь.
Они по очереди вскрывали ее, как банку с консервами, переворачивали вверх дном, жрали, выплевывали, размазывали по полу, разбрызгивали по стенам, растаптывали ногами, играли ею в футбол, перепасовывая друг другу. А я был зрителем этой отвратительной игры, даже не зрителем, а участником, запасным игроком... И постепенно они добились своего: Сухарик стала казаться мне искаженной, разбросанной, перемазанной какой-то дрянью. Мне захотелось стать по отношению к ней Павлином и Кухаревым, оскорбить ее, унизить, размазать, как они, растоптать, разбрызгать, принять участие в этой поганой игре. Пусть она знает, пусть все знают, что я не какой-нибудь чистенький мальчик, что я не только для разговоров, кино, театров и всяких высоких материй! Вино, пиво, Павлин и Кухарев сделали свое дело. Больше я не буду запасным!.. Я и сам могу выйти на поле...
– Эка невидаль! – сказал я и плюнул на пол. – Да я в любой момент могу!.. Хоть сегодня!.. Увидите!..
Я сделал первый удар...
Мы спустились в зал. Я заметил Сухарика и пошел прямо к ней, прямо через танцующих. Все они стали для меня какими-то чужими, далекими и маленькими... Я, видимо, был возбужденным, потным и красным. Нос увидел меня.
– Что это с тобой? – спросил он. – Ты вроде поддал?
– Чепуха, Нос! Танцуй! А я решил спикировать!..
Нос остался где-то сзади, и я оказался перед Сухариком.
– Позвольте? – сказал я ожесточенно-вежливо.
– Благодарю вас, – сказала она. – Только почему это ты вдруг решился подойти ко мне?
Мы начали танцевать. Я делал это сосредоточенно, остервенело и зло смотрел на нее.
– А что, другим можно, а мне нельзя? – процедил я.
Она засмеялась и сказала, что я дурак.
– Конечно, дурак! – сказал я. – Я всегда переоцениваю!..
– Ну, и сколько же я теперь стою? – опять засмеялась она.
– У Павлина спроси!
– Еще у кого?
– У Кухарева!
– А ты сам у них спроси...
– Чего спрашивать-то? Все известно!..
– Болтаешь чего-то...
– Все болтают!
– А чего ж ты ко мне подошел, раз все болтают?
– Выяснить надо.
– Тебе ж все известно.
– Значит, не все!..
Я начал терять уверенность. Я видел ее прямо перед собой. Она снова была прежним Сухариком, как вот в тот первый раз, осенью. И недавние разговоры на четвертом этаже опять показались мне неправдоподобными и чудовищными...
– Ну, говори, – сказала она.
– Не здесь... Пошли погуляем?
– Пошли...
Мы стали проталкиваться к дверям. Она впереди, я сзади.
Павлин и Кухарев посторонились. Я торжествующе взглянул на них.
– Ни пуха ни пера! – громко сказал Павлин и подмигнул мне.
– Слыхала? – сказал я, когда мы вышли из школы.
– Я и не такое слыхала, – сказала она.
– Где это ты не такое слыхала?
– В Риге.
– А что у тебя было в Риге?
– Ничего не было... Ничего.
– И никого?
– Раз ничего, значит, и никого... Ну почему так?
– Как?
– Если ведешь себя свободно, так, как хочется, значит, уже все можно и все доступно? Если я пошла на хоккей, значит, уже чем-то обязана?
– Чепуха!
– Выходит, что не чепуха...
Прямо за нашей школой начинался парк, который упирался в небольшое кладбище. И мы пошли по направлению к кладбищу. Было тепло. А может быть, было тепло оттого, что я пил пиво и вино.
– Так что же тебе надо выяснить?
– Не знаю...
Я действительно сам не знал, что я хочу выяснить. С ней рядом я растерял всю свою воинственность. Я хотел наговорить ей кучу всякой дряни, хотел унизить ее... Хотел и расхотел... Мне вдруг стало спокойно и хорошо. Мне захотелось, чтобы этот вечер никогда не кончался, чтоб можно было идти и идти бесконечно. И в то же время я знал, что наступит понедельник и снова будут и Павлин, и Кухарев. И снова начнутся разговоры, и снова я буду сомневаться и злиться... И я поэтому шел и молчал, как будто ждал от нее каких-то успокоительных гарантий. Каких гарантий, каких?.. А если Павлин прав?.. Мне стало нехорошо от этой вновь возникшей мысли... Значит, я непробиваемый дурак, посмешище?.. Душеприказчик?.. У меня внезапно закружилась голова. Зачем я пил? Много ли мне надо?
– Ты знаешь, – сказала она, – наверное, ты такой же, как все... Только ведешь себя более сдержанно...
Мир не один, миров много, похожих и не очень; есть миры близкие, есть далекие, есть родственные, есть чужие. Сами понятия "реальность" и "этот мир" - настолько условны, насколько мы о них сами договорились, и насколько приняли матрицу данного мира.
«Как бы мы ни относились к периоду Советской власти, к потрясающей КПСС, к ее незабываемому ЦК, из истории этот период, как из песни слова, не выкинешь. Потомки будут изучать это славное время, чтобы никогда больше не пойти или, не дай Бог, пойти протоптанной большевиками дорогой к светлому будущему. Ведь чем хорош исторический опыт? Одни с криками «чур-чур» отмахиваются от него навсегда. Другие с шизофреническим упрямством готовы повторять и повторять его, исправляя допущенные ошибки на том или ином этапе.
Юмористические рассказы для эстрады. Составители: С. Агаянц, Н. Каминская Оформление художников В. Гвоздова, В. Щапова.
«Девочка выздоровела» — один из лучших рассказов Аркадия Арканова.
Новая книга известного писателя Аркадия Арканова, написанная в форме школьного учебника, раскрывает историю нашей страны с неожиданной стороны. Иронию, острую сатиру, веселое подтрунивание над различными сторонами нашей нелегкой жизни найдет читатель на этих страницах. Когда мало на что осталось надеяться, смех - лучшее лекарство.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.