Вперед, русичи! - [60]

– С тобой трудно не согласиться, – прервал молчание князь. А затем вдруг добавил: – И долго мы здесь прохлаждаться будем? Пора, наверное, и в путь.

– А как? – спросил Павел.

– Об этом подумать надо.

Поднявшись, князь подошел к двери и принялся мощно колотить в нее.

– Чего еще? – раздался из-за нее недовольный голос.

– Во двор надо.

– Никакого покою!

Но запоры все-таки открылись, дверь распахнулась, князь вышел.

Павел не мог понять, чего тот удумал, и с тревогой ждал, что последует далее. Но ничего не произошло. Через несколько минут дверь открылась, и Троекуров вернулся в комнату.

– Теперь ты давай, – раздалось из-за двери, – а то через минуту опять тарабанить начнете.

– Иди, – шепнул князь, – да осмотрись повнимательней. Все запоминай.

Павел с провожатым, хмурым мужиком, до самых глаз заросшим бородой, вышел во двор. Сердце забилось гулко, когда увидел, что в карету запрягают лошадей. Этим занимался еще один мужик, а третий в нее что-то укладывал. Видно было, что вскоре ее собираются куда-то отправить. Неподалеку в стойлах стояли оседланными еще три верховые лошади. Больше ничего существенного он не заметил. Кроме этих трех мужиков, в доме был, по меньшей мере, еще один. Когда они вернулись, он окликнул провожатого, и тот успокоил его, отозвавшись.

– Чего заметил? – встретил его вопросом князь.

– Мужиков, похоже, всего четверо, лошадей в карету запрягают и чем-то ее загружают, в стойлах оседланные кони стоят, – выпалил Павел.

– Молодец! Самое время в бега отправляться. По моим расчетам, их также четыре человека осталось. Вчера больше было. В карету укладывают оружие. Сабли, палаши, мушкеты, пищали – целый арсенал. Значит, скоро один, а то и двое куда-нибудь тронут с каретой. Ну, а с остальными мы с тобой в два счета управимся. Вскочим на коней – и ищи ветра в поле.

Пашка растерянно опустил голову.

– Ты чего? – заметив его состояние, спросил князь. – Аль тебе здесь по нраву?

– Не в том дело, – вздохнул паренек, – я ведь верхом-то не умею. Так что только обузой буду, далеко не ускачем. Давайте вы один, – перешел он опять на «вы», – я помогу вам, а сам дожидаться останусь, когда с подмогой вернетесь.

– Э, нет, так не годится, – горячо запротестовал князь, – нагрянут сюда остальные, тебя после побега на первом же суку вздернут и разговаривать даже не будут. Бежать, так уж вместе. Эк, не подумал я, что ты верхом не ездок, предположить даже не мог, – расстроенно закончил князь и, обхватив голову руками, задумался.

– А может быть… – робко начал Павел, и Троекуров с интересом взглянул на него.

– Давай, не робей, выкладывай, что удумал.

– А может, мы на карете? Ее вскорости запрягут, захватим и вперед.

– Не управиться мне с четырьмя, – с сомнением покачал головой князь. – Ты, не в обиду будь сказано, сабельному бою да и кулачному, по всему видать, не обучен?

Павел согласно кивнул.

– Не обучен. Да только без боя обойтись надо.

– А как?

– Магнитофон-то на что? Включу я голос государев на полную громкость, знаешь, как заорет! Пока они разберутся, что к чему, мы уже далеко будем.

– В этом что-то есть, во всяком случае, попытка не пытка, – одобрил князь.

– Главное, чтобы двери отперли.

– Это я беру на себя, – сказал князь, – сейчас я уйду и попробую затянуть разговор до тех пор, пока карету заложат. Ты будь наготове. Когда я вернусь, откроют дверь, немедленно действуй: включай государев голос и со всех ног беги в карету. С остальным я управлюсь. Все понял?

Глаза у Павла разгорелись, и он энергично закивал. А Троекуров вновь подошел к двери и начал стучать в нее.

– Чего еще? – вскоре раздался знакомый голос. – Вздернуть бы вас, все меньше мороки было бы. Чего надо, спрашиваю?

– Со старшим поговорить надо, – перестав стучать, ответил князь.

– Старшой еще не приехал.

– А когда будет?

– Бог его ведает, может, к вечеру, может, завтра, а может, и послезавтра. На то он и старшой, чтоб мне не докладываться.

– Ну а среди вас-то есть старший? – начиная терять терпение, раздраженно спросил князь.

– Тебя, что ль, к Митрохе свести?

– Веди хоть к Митрохе, коли сам бестолков.

– А ты не лайся, вот уйду вовсе, и ко двору не сходишь по надобности.

– Ты уж прости, братец, за слова необдуманные, – смягчил голос Троекуров, поняв, что невыдержанность может сорвать все планы, – измаялся я тут, вот нервы-то и шалят.

– То-то же, – проворчал мужик из-за двери, отпирая засовы, – а то сразу лаяться. И без того ни днем ни ночью покоя нет.

Князь вышел, и дверь вновь заперли.

Павел перемотал ленту. Но когда включил магнитофон, понял, что в спешке включил перемотку не в ту сторону. Хотел было уже исправить ошибку, но похолодел, услышав, как Петр называл знакомое имя – Даша.

«– Он тут наплел, что девку свою ищет, Дашу, – говорил кому-то государь, – а про стул этот молчит, секрет выдавать не хочет. Тут надо действовать тонко. Неизвестно еще, кто он таков, и забижать его не след. Завтра как проснется, я тебя кликну…»

«С Меншиковым, видно, говорит», – догадался Павел.

«– …а ты скажи, что припоминаешь про эту самую Дашу. Будто года два назад она здесь появилась, а теперь в монастыре живет. Снарядим его в дорогу и с Богом. Главное, чтоб стул этот он здесь оставил. Верных людей с ним пошлем, надо, чтоб дня на три задержали его. А там мы в Москву переедем и стул с собой заберем. Чую, большой секрет в нем заключен. Нам эти иноземные штучки ой как знать надо, Ляксашка. Пока суд да дело, пока во всем разберется, я лучших людей позову, самых головастых, авось раскумекают, что за тайна в этом стуле. А там пусть забирает его. Не за себя думаю, за славу российскую болею. Много нам иноземных секретов узнать надо, Ляксашка, когда лестью, когда хитростью, а надо…»