Вперед, русичи! - [23]

– Любомудр там, у костра на берегу, видеть тебя хочет, – сидя с закрытыми глазами у комля, устало, но довольно отвечал Гридя. – Кресло на месте, и костюм я там же сховал. – Он неожиданно рассмеялся. – Пашка, а я уж сомневался, что ты здесь. Мыслил, что ты мне привиделся.

– Не привиделся, – заверил приятеля Павел, – да только как мы поедем-то? Ты вон весь вымотался, да и конь твой еле стоит.

– Серко выдержит, – приоткрыв глаза, он ласково посмотрел на своего боевого скакуна, – а сейчас сюда еще хлопцы прискачут. Тебе коня приведут. Я просто упредил всех.

И действительно, как бы в подтверждение его слов, вдали послышался топот копыт, нараставший с каждой минутой. Из-за кустов показался небольшой отряд русских всадников.

– Ну, где тут наш герой? – сказал один из них, соскакивая на землю. После чего, подойдя к смутившемуся парню, крепко обнял его за плечи: – Спасибо, сынок! Чудно! – добавил он, оторвав Павла от себя и любовно оглядев. – Чудно! Гридя вчера такого наплел, что уж не ведали, верить аль нет. Ужель все правда?

Павел, у которого от волнения перехватило горло, лишь молча кивнул.

– Чудно! – еще раз повторил воин и, видимо по праву старшего, отдал команду: – Коня сюда!

Павел со страхом посмотрел на могучего скакуна, которого подвели к нему, и с ужасом вспомнил о том, что пришлось испытать во время ночных скачек. Но тогда его просто везли, а как же он сам-то поедет? Воины же, не предполагая даже о тех мыслях, что зароились в голове парня, уселись в седла и поджидали его. Им и в голову не могло прийти, что для кого-то езда верхом может быть непривычной, а уж тем более вовсе не знакомой.

Собравшись с духом, Павел решительно подошел к коню, вставил ногу в стремя и… ничего у него не вышло. Покраснев, он отчаянно предпринял еще одну попытку, но вновь потерпел фиаско. Воины, поначалу смотревшие на него с удивлением, заулыбались, раздались смешки. Но старший, сам погасив улыбку и еще не поняв, в чем дело, нарочито сердито прикрикнул на них:

– Чего заржали? Устал парень. Вы-то в засаде всю ночь просидели, а ему глаз сомкнуть не удалось. Не ровен час, приспит на скаку, убьется. Давай-ка ты со мной, Пашка, – добавил он и, подхватив паренька, усадил его впереди себя. – Поехали!

На сей раз скачки не показались столь утомительными и болезненными. Но даже несмотря на то, что воин придерживал коня, бережно полуобняв Павла, особых прелестей верховой езды он все равно не почувствовал. И с облегчением увидел, что вдали, на берегу реки, показалось становище русского отряда.

– Остальные-то сейчас в монгольском лагере. Раны залечивают. Убитых земле предать собираются. Тут лишь сотня, – пояснил подъехавший ближе Гридя, – хотя на тебя все желали посмотреть. Каких только слухов про тебя уже нету.

И гордо поскакал рядом, ловя любопытные и чуть восхищенные взгляды.

– Принимайте героя, – без всякой иронии сказал встречающим воин, ссаживая Павла с коня.

А тот сразу же увидел усталый, но такой добрый с лукавинкой взгляд на израненном лице сидящего у костра Любомудра. Улыбнувшись в ответ, шагнул к нему.

– Жив. – Парень остановился, не зная, что еще сказать.

– Жив, Пашка, жив, – ответил тот, поднимаясь. – Дай хоть поглядеть на тебя толком. А то здесь такого наговорили… Да нет, парень как парень, и выглядишь получше, чем вчера. Страшновато у монголов-то было?

– Страшно. – Продолжая улыбаться, Павел кивнул. – А я думал, что тебя убили.

– Куда им, сморчкам поганым, а еще с Русью совладать решили. Тут вон какие орлы. – Он добродушно хлопнул Павла по плечу. – А сейчас к костру давай. Проголодался, небось.

И Павел с благодарностью отдал должное приготовленной снеди, хоть и смущаясь пристального внимания, уписывал приготовленное за обе щеки.

Гридя не терял времени зря. Пока все разглядывали Павла, окружив его и прислушиваясь к разговору с Любомудром и чуть не заглядывая в рот во время еды, сбегал на берег и приволок кресло с магнитофоном и аккуратно сложенный костюм.

– Переоденься, – сказал он, пробравшись сквозь окружение, – вот он, костюм, в целости и сохранности.

Павел смутился, ожидая насмешек воинов по поводу нелепого одеяния. Но те во все глаза, с опаской и уважением смотрели на многочисленные цепочки, нашивки и заклепки. Павел на секунду заколебался. Может быть, лучше продолжить поиски в новом наряде? Ведь не откажут воины в таком подарке. Но, решив, что уже в следующем веке он будет выглядеть одинаково нелепо, что в том, что в другом костюме, а собственный все же роднее, как ниточка, связывающая со своим веком, он решил переодеться.

О том, чтобы отойти и укрыться, не могло быть и речи. Воины все так же стояли, окружив его плотным кольцом и, не сводя глаз, наблюдали за каждым движением. Смущаясь такого внимания, он снял Гридину одежду, оставшись в одних плавках, которые вызвали не меньшее изумление, чем костюм, и торопливо начал натягивать свой «металл». Одевшись, поднял глаза и во взгляде Любомудра заметил что-то новое, какое-то отчуждение.

– Такой, да не такой, – прошептал тот.

Будто этот костюм, этот наряд двадцатого столетия, разорвал те завязавшиеся ниточки, породнившие его с этими бесстрашными, могучими людьми пятнадцатого столетия. Почувствовав это, Павел заторопился.