Возвышение короля - [6]

– Для нас лучше будет, если король Обальд откажется отозваться на призыв Урьюги, – сказал Рейвел, отрывая Тиаго от размышлений. Мастер оружия взглянул на своего друга-мага и жестом велел ему продолжать. – Обальд всегда был странным лидером для орка, – объяснил Рейвел. – Всякий раз, когда враждебный город или крепость предлагали ему мир, он предпочитал принять это предложение, заключить очередной мирный договор. Он больше всего озабочен тем, как бы стать похожим на своего предка, укрепить мир между Королевством Многих Стрел и его соседями. Он уже не изменится. Но Хартуск – полная противоположность королю. Он хочет отведать крови и на меньшее не согласен.

– Но сейчас королевство может расколоться, – предупредил Тиаго.

– Большинство орков поддерживают Хартуска, – возразил Рейвел, качнув головой. – Этим тварям надоели воображаемые границы их государства. Особенно тем, кто живет за пределами крепости Темные Стрелы, населенной орками, преданными королю и его делу. Остальные жители королевства шепотом жалуются, что семья Обальда купается в роскоши потому, что они подписали мирный договор с дворфами и другими королевствами. Среди этого сброда зреет недовольство, а кроме того… они охвачены стремлением драться, пролить кровь врагов, одержать победу. Для них слова Хартуска прозвучат как горн самого Груумша, зовущий их в бой.

– А потом об Обальде быстро забудут, – согласился Тиаго. – Его имя выбросят на свалку истории, заметут под ковер из грязных шкур и упоминать будут разве что с презрением.

– Сто тысяч орков выступят в поход, и легионы великанов присоединятся к ним, – предрек Рейвел, и его алые глаза замерцали в свете факелов.

– Мы вытащим всех гоблинов, бугберов и огров из всех нор Подземья, чтобы поддержать их армию! – воскликнул Тиаго, заразившись восторгом.

– И кое-кого пострашнее, – добавил Рейвел, и Тиаго рассмеялся.

Их отправили сюда, чтобы развязать войну.

Дроу очень искусны в подобных делах.

Часть первая Под темными небесами

Насколько легче стало мое путешествие теперь, когда я знаю, что иду верной дорогой, знаю, что воюю за справедливое дело. Я шагаю вперед без сомнений, без колебаний, стремлюсь поскорее добраться до цели, зная, что прибуду туда, оставив за спиной лучшую тропу, чем та, на которую я ступил в начале пути.

Таково было мое возвращение в Гаунтлгрим, предпринятое с целью спасти потерянного друга. Таково было обратное путешествие из этого мрачного места в Порт Лласт, когда я сопровождал спасенных пленников, вернул их домой, в родной город.

И теперь точно так же уверенно я направляюсь в Широкую Скамью, где мы освободим Тибблдорфа Пуэнта от его проклятия. Всякие сомнения и колебания оставили меня.

Но что же с нашими дальнейшими планами, походом в Мифрил Халл, в Королевство Многих Стрел, с планами… начать войну?

Может быть, силы оставят меня, когда радость от встречи и возможности вновь пережить приключения рядом со старыми друзьями померкнет при виде ожидающего меня мрака? А если я не смогу искренне согласиться с мнением Кэтти-бри насчет того, что орки неисправимы, не смогу согласиться с Бренором, который утверждает, будто война уже началась и начали ее разбойничьи банды орков? Может быть, эти разногласия разрушат дружбу и единство Компаньонов из Халла?

Я не собираюсь убивать по чужому приказу, пусть даже этот приказ исходит от друга. О нет, для того чтобы извлечь из ножен клинки, я должен быть твердо, всей душой и сердцем убежден в том, что я наношу удар во имя справедливости или ради самозащиты, ради дела, стоящего того, чтобы за него сражаться, умирать и, что самое главное, убивать.

Это имеет первостепенное значение для меня и для избранного мной жизненного пути. Мне недостаточно того, что Бренор объявил войну оркам Королевства Многих Стрел и намерен начать военные действия. Я не наемник, я не воюю ради золотых монет или ради старой дружбы. Мне нужно нечто большее.

Я должен сам принять необходимость войны.

Думаю, путешествие в Мифрил Халл принесет мне радость. Меня будут окружать мои самые дорогие друзья, и вместе мы снова пройдем по новым тропам. Но, скорее всего, я буду шагать уже не так легко, с большим трудом, потому что совесть не дает мне покоя.

А возможно, это не совесть, а растерянность, потому что я не убежден в правильности своих действий, – но и не могу сказать, что я против.

Проще говоря, я не уверен. Несмотря на то что речи Кэтти-бри подсказаны самой Миликки, – так говорит она сама, и я ей верю, – сердце мое не может их принять, а это, как я уже говорил, самое главное. Да, даже важнее воли богини.

Кто-то может сказать, что мое упрямство – результат высокомерия, спесивой самоуверенности; возможно, частично это и верно. Однако для меня это не высокомерие, а чувство глубоко личной ответственности. Впервые я пришел к своей богине потому, что описание Миликки совпадало с устремлениями моей души и сердца. Ее учение отвечало моим убеждениям, так мне тогда казалось. Иначе она была бы таким же пустым звуком для меня, как любое другое божество в пантеоне рас Торила.

Потому что мне не нужен бог, чтобы указывать мне, как себя вести. Мне не нужен бог, чтобы руководить моими действиями и решениями, – отнюдь. Я не нуждаюсь в догматах, чтобы определить, что правильно, а что неправильно.