Возвращенное имя - [39]

Шрифт
Интервал

Рыжик постепенно приручался, однако назвать его поведение последовательным было никак невозможно. То он был ласковым и веселым, то вдруг становился угрюмым и совершенно неожиданно начинал кусаться. Многие из нас на руках и на ногах имели следы внезапной смены Рыжикиного настроения. А верховный шеф — Саня был весь покрыт укусами. Руки у него были такие, как будто он поиграл в волейбол ежом вместо мяча. Это, впрочем, не мешало лисенку и Сане быть очень довольными друг другом. Если Саня уходил надолго — в село или на разведку, лисенок отчаянно скучал, ничего не ел, а ночью жалобно тявкал. Когда Рыжик капризничал, Саня, разговаривая с ним совершенно как с человеком и тратя на это уйму времени, обычно все же убеждал Рыжика или приходил с ним к компромиссному решению.

Однажды Зденек осторожно спросил Саню:

— Как у тебя хватает терпения столько уговаривать Рыжика?

— А ты как думал? — отозвался Саня. — Силой, что ли, с ним надо? Вот один поэт писал, что он зверей, как наших братьев меньших, никогда не бил по голове. Так-то. А если будешь бить по голове, ничего, кроме вреда, не получится, хоть и убеждай, что для их же блага. И меньший брат и зверек возненавидят тебя и будут правы.

— Это все у вас так думают? — осведомился Зденек.

— Все, кто вообще умеет думать, — довольно неопределенно ответил Саня.

Как бы там ни было, Рыжик становился все более ручным, но, к сожалению, скандалы в лагере не прекратились.

ПРИМЕРНЫЙ ДРОЗД

Один из самых загадочных и часто повторяющихся скандалов был связан со щенком Шариком. Шарик пришел в лагерь неизвестно откуда. Это был тощий щенок, серый, с большим светло-желтым пятном на морде. Таким желтым, что на его фоне один глаз, находившийся как раз в центре пятна, казался чуть ли не вдвое больше другого.

Как пришел Шарик, так сразу же разлегся у печки под навесом, как будто всю жизнь провел в нашем лагере. Вскоре он разъелся, стал толстым и еще более добродушным. Шарик и другой щенок — Пиля с важным видом по утрам провожали нас на городище, где велись раскопки, вечером встречали на опушке леса. Несколько раз щенки сердито гавкали, как будто принимая нас за чужих, чтобы показать, что они службу знают, и только потом с радостным визгом кидались навстречу. Шарик был очень добрым, но невоспитанным. Если к нему наклонялись, то он подпрыгивал и норовил лизнуть в щеку, а то и прямо в губы.

Васька тоже появился в лагере неожиданно. Как-то под вечер в терновнике, у одной из палаток, раздался отчаянный писк. Коля вытащил из куста взъерошенного подраненного дрозда. Может быть, ему удалось удрать от кошки или ястреба, а может, подбили его из рогатки какие-нибудь ребята. Коля и Миша перевязали ему крыло, а потом целыми днями ловили кузнечиков и наперебой мизинцами засовывали их дрозду глубоко в горло. Дрозд таращил глаза, давился, однако поглощал кузнечиков в неимоверном количестве. Скоро крыло у него зажило, перья стали гладкими и блестящими, но дрозд не улетал. Жил в лагере. Весело распевал, сидя где-нибудь на ветке. Когда мы завтракали или обедали, Васька-дрозд помещался на плече то у Коля, то у Миши. Вежливо ждал, когда и ему что-нибудь перепадет. Очень любил, когда я печатал на машинке. Васька тогда садился на металлическую мерную линейку каретки и, пока я печатал, переезжал вместе с кареткой то вправо, то влево. Он никогда не мешал мне печатать, гордо катаясь на каретке, наблюдал за моими пальцами и лишь иногда, склонив голову набок, круглым своим глазом, как мне казалось, то с иронией, то с одобрением поглядывал, что там за черные буквы получаются на белой бумаге.

Подружился дрозд и со щенками, особенно с Шариком, с которым порой и ел из одной миски.

Но вот случилось нечто загадочное. Как-то ранним утром, часа в четыре, когда до подъема остается совсем немного и особенно хочется спать, Шарик с лаем и визгом ворвался в одну из палаток. Тут началось что-то несусветное! Шарик бегал по головам Сани, Чалкина и Георге, рычал, лез под подушки, отгребал лапами края одеял. Его шлепали, швыряли в него чем попало, а Саня даже запустил в щенка со злости свои очки. Потом он долго их искал и ругал Шарика на чем свет стоит. Успокоился он только тогда, когда нашел их под раскладушкой, возле забившегося туда Рыжика.

Шарик безобразничал так каждое утро. Его стыдили, приводили в пример дрозда, который был так хорошо воспитан, что даже свою утреннюю песню заводил после подъема.

На щенка ничего не действовало. Было решено убрать его из лагеря.

Однажды я отправился в разведку. По дороге договорился с одним колхозником из соседней деревни, что он возьмет щенка.

Вернулся я в лагерь на третий день утром. Все еще спали. Шарик тоже спал, свернувшись калачиком, на своем обычном месте около печки. Васька вертелся вокруг него. Вдруг он подскочил и клюнул щенка прямо в самый кончик носа.

Шарик засопел, лениво отмахнулся лапой.

Васька взлетел, но тут же опустился и снова клюнул щенка прямо в нос, на этот раз посильнее.

Шарик закрыл морду лапами, перевернулся. Не помогало.

Васька всюду находил самый кончик его носа и без промаха бил в него острым клювом.


Еще от автора Георгий Борисович Фёдоров
Басманная больница

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Игнач крест

Роман о нашествии монголо-татарских полчищ на Русь в XIII веке, о неудачном походе Батыя на Новгород и об участии отряда новгородцев в героической обороне Торжка.


Живая вода

Небольшой, прелестный и очень занимательно и юмористично написанный очерк о работе археологов в Молдавии, на раскопках древнерусского городища. Дело было давно - в шестидесятых...


Дневная поверхность

Книга археолога, доктора исторических наук о своей работе, об археологах и археологии. Автор рассказывает об археологических раскопках, в которых ему и его коллегам удалось впервые обнаружить поселения и целый город тиверцев - славянского племени, упоминаемого в летописях, о древнем городе Данданкане в центре Каракумов, о греческом папирусе и о многих других открытиях.


Брусчатка

Всю жизнь я пишу одну книгу вне зависимости от жанра, того или иного отрывка этой книги: научная статья или монография, рецензия, очерк, повесть, рассказ, роман и т. д.Я прекрасно понимаю, что не смогу эту книгу закончить. Вот писать ее я перестану только тогда, когда завершится моя жизнь.О чем эта книга? Я затрудняюсь ответить на этот вопрос.Во всяком случае, это попытка следовать призывам двух великих писателей: английского — Джорджа Оруэлла, восставшего против двоемыслия, и русского — Александра Солженицына, своим творчеством и жизнью показывающим пример жизни не по лжи.В предлагаемой читателю книге я собрал несколько повестей и рассказов, некоторые из которых были опубликованы в России, Латвии, Франции и Израиле, а большинство написаны за последние годы в Англии и еще нигде не печатались.Г.Б.Фёдоров.Содержание:Предисловие (Владимир Шахиджанян)Дорогой наш ГэБэ (Юлий Ким)Свеча не погаснет (Марк Харитонов)От автора.Дезертир.Татьяна Пасек.«За Непрядвой лебеди кричали…».Обречённая.Басманная больница.Брусчатка.Аллея под клёнами.Послесловие (Марианна Рошаль-Строева)


Поэт, художник и каменная баба

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Святой Франциск Ассизский

В книге Марии Стикко, переведенной с итальянского, читатель найдет жизнеописание святого Франциска Ассизского. Легкий для восприятия слог, простота повествования позволяют прочесть книгу с неослабевающим интересом. При создании обложки использована картина Антониса ван Дейка «Св Франциск Ассизский в экстазе» (1599 Антверпен - 1641 Лондон)


Мой отец Соломон Михоэлс. Воспоминания о жизни и гибели

Первый в истории Государственный еврейский театр говорил на языке идиш. На языке И.-Л. Переца и Шолом-Алейхема, на языке героев восстаний гетто и партизанских лесов. Именно благодаря ему, доступному основной массе евреев России, Еврейский театр пользовался небывалой популярностью и любовью. Почти двадцать лет мой отец Соломон Михоэлс возглавлял этот театр. Он был душой, мозгом, нервом еврейской культуры России в сложную, мрачную эпоху средневековья двадцатого столетия. Я хочу рассказать о Михоэлсе-человеке, о том Михоэлсе, каким он был дома и каким его мало кто знал.


Свеча Дон-Кихота

«Литературная работа известного писателя-казахстанца Павла Косенко, автора книг „Свое лицо“, „Сердце остается одно“, „Иртыш и Нева“ и др., почти целиком посвящена художественному рассказу о культурных связях русского и казахского народов. В новую книгу писателя вошли биографические повести о поэте Павле Васильеве (1910—1937) и прозаике Антоне Сорокине (1884—1928), которые одними из первых ввели казахстанскую тематику в русскую литературу, а также цикл литературных портретов наших современников — выдающихся писателей и артистов Советского Казахстана. Повесть о Павле Васильеве, уже знакомая читателям, для настоящего издания значительно переработана.».


Адмирал Конон Зотов – ученик Петра Великого

Перед Вами история жизни первого добровольца Русского Флота. Конон Никитич Зотов по призыву Петра Великого, с первыми недорослями из России, был отправлен за границу, для изучения иностранных языков и первый, кто просил Петра практиковаться в голландском и английском флоте. Один из разработчиков Военно-Морского законодательства России, талантливый судоводитель и стратег. Вся жизнь на благо России. Нам есть кем гордиться! Нам есть с кого брать пример! У Вас будет уникальная возможность ознакомиться в приложении с репринтом оригинального издания «Жизнеописания первых российских адмиралов» 1831 года Морской типографии Санкт Петербурга, созданый на основе электронной копии высокого разрешения, которую очистили и обработали вручную, сохранив структуру и орфографию оригинального издания.


Неизвестный М.Е. Салтыков (Н. Щедрин). Воспоминания, письма, стихи

Михаил Евграфович Салтыков (Н. Щедрин) известен сегодняшним читателям главным образом как автор нескольких хрестоматийных сказок, но это далеко не лучшее из того, что он написал. Писатель колоссального масштаба, наделенный «сумасшедше-юмористической фантазией», Салтыков обнажал суть явлений и показывал жизнь с неожиданной стороны. Не случайно для своих современников он стал «властителем дум», одним из тех, кому верили, чье слово будоражило умы, чей горький смех вызывал отклик и сочувствие. Опубликованные в этой книге тексты – эпистолярные фрагменты из «мушкетерских» посланий самого писателя, малоизвестные воспоминания современников о нем, прозаические и стихотворные отклики на его смерть – дают представление о Салтыкове не только как о гениальном художнике, общественно значимой личности, но и как о частном человеке.


Морской космический флот. Его люди, работа, океанские походы

В книге автор рассказывает о непростой службе на судах Морского космического флота, океанских походах, о встречах с интересными людьми. Большой любовью рассказывает о своих родителях-тружениках села – честных и трудолюбивых людях; с грустью вспоминает о своём полуголодном военном детстве; о годах учёбы в военном училище, о начале самостоятельной жизни – службе на судах МКФ, с гордостью пронесших флаг нашей страны через моря и океаны. Автор размышляет о судьбе товарищей-сослуживцев и судьбе нашей Родины.