Возвращённая Победа, или Антиледокол - [8]

Глава 3 От Версаля до Мюнхена

1.

Кто был виноват в том, что в 1939 году человечество подошло к самой последней роковой черте? У Суворова ответ готов: товарищ Сталин. Именно Сталин, как утверждает Суворов, "подарил Гитлеру Польшу, а с ней и всю Европу". (Виктор Суворов, «Самоубийство», глава "Красноармеец Шикльгрубер"). Интересно, конечно, было бы узнать — каким же это образом была «подарена» Польша? А еще интересней (и гораздо важней) было бы объяснить, как же это Европа дошла до жизни такой, что политики стали за здорово живешь одаривать друг друга «польшами»? Но — увы! — на главный вопрос Суворов не отвечает вовсе, а на второй как будто отвечает, но слишком «общо» — мол, пактом Молотова-Риббентропа Сталин "открыл шлюзы" германской агрессии. Эту идею Суворов повторяет, как заклинание, во всех своих книгах. Но до подробностей, к сожалению, не снисходит. А жаль, потому что с этой суворовской версией совершенно не согласны ни Уинстон Черчилль, ни Базил Лиддел Гарт, ни Шарль де Голль, ни Генри Киссинджер, ни Уильям Ширер, ни многие другие исследователи, очевидцы и непосредственные участники событий. Никто из них не разделяет суворовской идеи о том, что в развязывании Второй мировой войны повинно советское правительство. У них — у исследователей, очевидцев и участников, — совершенно другое мнение по этому поводу. Кто же прав?

2.

Главнокомандующий союзными войсками в Первой мировой войне маршал Фош был настолько недоволен Версальским мирным договором, что отказался присутствовать на его торжественном подписании. Фош считал, что договор "не обеспечивает безопасности Франции". "Если нам не будет предоставлена военная граница по Рейну, — пророчествовал маршал, — то Франция и Бельгия останутся открытыми для вторжения, и нас снова ожидает разгром". (Женевьева Табуи, "20 лет дипломатической борьбы", стр.38).

Проблема Рейнской области была на конференции одной из самых болезненных. Со времен Бисмарка опасность германского нашествия из-за Рейна была страшным кошмаром французских политиков и военных. Поэтому маршал Фош и премьер-министр Франции Клемансо требовали отделения Рейнских земель от Германии и создания независимого государства. Однако британский премьер Ллойд-Джордж и президент США Вильсон не поддержали столь радикальный проект, фактически отдававший «Рейнландию» под французскую опеку. В конце концов был принят компромиссный вариант, во многом учитывающий принципиальные требования французов. Окончательные условия Версальского договора относительно Рейнской области включали в себя: оккупацию в течение 15 лет левого берега Рейна с правом продления срока оккупации и с правом ее возобновления; нейтрализацию (демилитаризацию) левого берега и 50-километровой зоны на правом берегу; наконец, что было принципиально важным, Великобритания и Соединенные Штаты приняли на себя обязательства в случае конфликта немедленно оказать Франции военную помощь. (Андре Тардье, «Мир», стр. 129–170).

Французское правительство справедливо считало, что договор создает для Франции более чем солидные гарантии. Не доволен остался только маршал Фош. "Это не мир, — заявил Фош, — это перемирие на 20 лет". Маршал понимал, что никакие гарантии не имеют смысла, если отсутствует политическая воля. Но вряд ли даже Фош мог предвидеть весь тот позорный путь политического и государственного самоубийства, через который провели свою страну и свой народ руководители французской политики — тот путь, который и сделал пророческим мрачное предвидение старого маршала.

3.

В том, что Франция досрочно отказалась от права оккупации левого берега Рейна, не было ничего удивительного — Германия эпохи Веймарской республики стремилась быть государством миролюбивым и, в целом, демократическим. В общественном мнении (прежде всего, в Англии) общим местом стало убеждение, что в Версале с Германией сгоряча поступили несправедливо (подробнее об этом см: Г. Никольсон, "Как делался мир в 1919 г."). Поэтому на многое смотрели весьма снисходительно: и на фактический отказ Германии выплачивать долги по репарациям, и на то, что Германия сумела фактически сохранить и Генштаб и кадровую основу армии**.

Удивительно только то, что приход к власти Гитлера никого особенно не встревожил даже во Франции — и это несмотря на то, что одним из главных лозунгов, на котором Гитлер строил свою агитацию и пропаганду, было требование немедленно сбросить "оковы Версаля" и обещание расквитаться с Францией. Однако, по свидетельству очевидца, в роковые дни в конце января 1933 года французских политиков гораздо больше новостей из Берлина интересовала очередная отставка очередного правительства. (Женевьева Табуи, "20 лет дипломатической борьбы", стр. 181). Один из немногих, кто всерьез задумывался над возникшей германской проблемой, был председатель только что отставленного правительства Поль Бонкур, заявивший: "Правые партии станут теперь благоприятствовать сближению с немецким диктатором! И, конечно, все это будет делаться под предлогом, что Гитлер борется с коммунизмом!" (Там же, стр. 180–181.)

Как и многие, кто в это мрачное двадцатилетие занимался мрачными прогнозами, Бонкур оказался прав. Правые политики во всем "цивилизованном мире" относились к гитлеровскому режиму более чем просто снисходительно. Французское и английское правительства НИКАК не реагировали на развернутую Гитлером программу модернизации и наращивания вооружений. Первый по-настоящему тревожный звонок прозвучал в марте 1935 года. 9 марта Германия объявила об официальном существовании армии, а 16 марта было объявлено, что германская армия будет впредь базироваться на всеобщей воинской повинности. И то, и другое противоречило Версальскому договору. Под эгидой Лиги Наций была созвана конференция бывших союзников. Все бурно возмущались столь явным нарушением условий мирного договора, однако английские представители (премьер Стенли Болдуин и министр иностранных дел Джон Саймон) дали понять, что не считают возможным применение санкций… "Это, естественно, свело конференцию к одним словопрениям", — резюмирует Черчилль. (Уинстон Черчилль, "Вторая мировая война", т. 1., стр. 63–64). В том же 1935 году Великобритания фактически признала право Германии на создание полноценного военного флота. Было подписано англо-германское морское соглашение.