Возвращение - [58]

Вскочив, я схватила со стола пресс-папье – чугунный мозг, размеченный на сектора, – и занесла над головой. Доктор Беккет медленно поднялся с кресла, переводя взгляд сузившихся глаз с меня на пресс-папье.

– Положи сейчас же, – тихо сказал он. – Повторять не буду. – Дверь за ним открылась, будто весь наш разговор отслеживался с самого начала. В дверях стоял Аса с непроницаемым лицом. Он молча покачал головой. Решимость меня покинула. Я не пойду этим путем, не стану убивать Беккета, которого тут же заменит другой. Это чересчур. И это выше моих сил.

С гулким ударом чугунный мозг выпал из моих рук на толстый ковер. Беккет протянул ко мне руку, и я оттолкнула его так сильно, что он попятился, налетел на стул и упал на пол. Я закричала и принялась рвать на себе волосы. Подбежал Аса. Я теряла над собой контроль, совершенно не отвечала за себя. Аса обхватил меня, прижав руки к бокам, и держал, не давая двинуться. Я кричала, а когда Беккет попытался встать, пнула его ногой, к сожалению, промахнувшись.

Медсестра Келл, снимая на ходу колпачок со шприца, вбежала в кабинет, где творился настоящий хаос. Я успела заметить ее обеспокоенный взгляд, когда она воткнула мне в бедро иголку и ввела седатив. Вскоре я обмякла; и меня посадили в кресло. Крики перешли в тихие всхлипывания. Медсестра Келл опустилась рядом на колени и вытерла мне лицо, а я лишь беспомощно смотрела на нее.

– Ш-ш-ш, – шептала она. – Все почти закончилось, Слоун. Несколько дней, и все будет позади.

От этих слов я снова закричала и перевела взгляд на Асу, который смотрел сквозь меня, сжав челюсти. Я совершенно одна. И я наконец-то начала понимать, что так было с самого начала.

Не знаю, сколько прошло времени, но я в кабинете доктора Беккета, привязанная к креслу, с забинтованными запястьями. Ясность то приходит, то снова отступает. Я в отчаянии, но лекарство притупляет эмоции, пробуждая успокоение и благодушие, с которыми я не могу бороться. Доктор Беккет принимает это за готовность сотрудничать. Наверное, так оно и есть. Выбора мне в любом случае не оставили.

– Майкла Релма отправили на поиски тебя и Джеймса, – сказал Беккет. – К сожалению, вскоре после отъезда из больницы он разорвал контракт, и, лишь когда в дело вмешался Причард, мы узнали о вашем местонахождении – иногда нам приходится присматривать за нашими специалистами. Признаться, интерес Артура к Панацее стал непредвиденным осложнением. Что он вам обещал, Слоун? Вы отдали ему Панацею?

Они ничего не знают. Я улыбнулась про себя, радуясь, что Джеймс проглотил таблетку прежде, чем до нее добралась Программа. Я знаю, он выдержит – он слишком, черт побери, нахальный, чтобы спасовать. Он сейчас с Релмом, но раз Программа разыскивает этого типа, значит, Джеймса он не сдал. Я посмотрела на доктора из-под влажных ресниц.

– Артур хотел исправить вред, нанесенный Программой, – сказала я. – Он собирался вернуть нам воспоминания и лечить депрессию как полагается, как было, пока вы не извратили терапию.

У Беккета немного вытянулось лицо. Он подался вперед:

– Методы Причарда признаны неэффективными, а Программе необходимо было развиваться. Нет никакой гарантии, что Панацею когда-либо воспроизведут. Ивлин Валентайн, должно быть, использовала стволовые клетки, а сейчас это незаконно. Он об этом говорил?

Даже сквозь искусственное онемение чувств я ощутила удовлетворение. Беккет ничего не знает о Панацее и надеется что-нибудь узнать от меня. Я никогда не была так счастлива оттого, что не знаю ответов.

– Надо спросить самого Артура Причарда, – невинно сказала я, глядя на высокую полку в дальнем углу, куда Беккет переложил чугунное пресс-папье. Не мог спокойно видеть его на столе. А ведь у меня была возможность убить Беккета. Может, и надо было. – Чего вы от Релма-то хотите? – спросила я, вяло шевеля губами. – Вы же нас поймали. Даже если он не сдал нас самолично, задание он выполнил. Отчего вы все равно хотите забрать его воспоминания?

Доктор Беккет сложил руки на столе.

– Для нас он обуза, – просто ответил он. – Его сотрут полностью.

Во мне плеснулась былая привязанность к Релму, хотя я его ненавижу, – ненавижу то, что он сделал. Я громко шмыгнула носом и вытерла щеку о плечо, отказываясь поддаваться сочувствию. Релм меня предал. Я этого не прощу.

– Ну и хорошо, – произнесла я наконец, хотя и не искренне. – И прекрасно.

Оставив кресло в коридоре возле кабинета Беккета, Аса вел меня в палату, крепко удерживая за талию. На ногах эффект лекарства чувствовался сильнее – я шаталась и шла нетвердо.

– Еще чуть-чуть, – сказал Аса, сворачивая в мой коридор.

– Надо было везти меня на кресле, – пробормотала я, взявшись за стену, чтобы отдышаться. – А почему я не привязана? Не боишься, что я тебя оглушу?

– Нет, – ответил Аса. Он непроницаем, его лицо всегда стоически спокойно, движения размеренны. В палате он откинул одеяло, поддерживая меня другой рукой, и помог лечь. Сразу навалилась боль от всего, что я сегодня вынесла. Аса постоял, глядя на меня, и я подала ему руку.

– Почему ты мне помогаешь? – спросила я. Он взял меня за руку и ободряюще пожал.