Возвращение в таинственный сад - [3]
Мисс Ласкоув подошла к служащему станции. Он уставился в свой список, наморщив лоб, а затем показал на одну из самых дальних платформ. Сверился с часами и снова махнул рукой в ту же сторону.
Смотрительница вернулась к шеренге, схватила Эмми за запястье и резко потянула за собой.
– Времени у нас мало, так что не возитесь, пожалуйста. Идёмте скорее. Из-за всех этих экстренных поездов, на которых эвакуируют школьников, расписание перестроили. Если пропустим этот, следующего придётся ждать несколько часов. – Мисс Ласкоув с раздражением посмотрела на Эмми. Всё-таки именно она виновата в том, что они опаздывали.
Поезд уже вовсю пыхтел, когда они прибежали на платформу. Проводник распахнул дверь и впустил детей, а за ними – мисс Роуз, мисс Ласкоув и миссис Эванс с сумками и корзинками.
Эмми упала на мягкое сиденье, прижала к груди коричневый свёрток с одеждой и выглянула в окно. В поезде напротив сидела девочка и смотрела на неё. Эмми угадала в ней чувство страха, смешанное с приятным волнением – то же самое, что испытывала сама, – и слабо улыбнулась. Незнакомая девочка выглядела невыносимо одинокой, прямо как она, Эмми. Наверное, тоже никогда не бывала за пределами Лондона. Может, ей даже на поезде не приходилось ездить! Да, она много всего оставляет позади – но вдруг этот поезд отвезёт её к чему-то новому и интересному, в место, где ей будет лучше?
Девочка робко помахала рукой, и Эмми нерешительно ответила ей тем же. Поезд начал дрожать и скрипеть и постепенно отъезжать от станции, от Лондона – в неизвестность.
Эмми откинулась на спинку кресла, обитого шероховатым велюром. Она смотрела на зелёные склоны, между которыми проносился поезд, но словно не видела их. Её мысли занимала та девочка из окна напротив. Интересно, куда она ехала? Она выглядела такой хорошей… нет, неудачное слово. Им обычно пользовались мисс Ласкоув и мисс Роуз. «Играйте как хорошие дети». «Согласись, ты нехорошо поступила, Эмми». «Хорошие девочки так себя не ведут».
В приюте «Крейвен» у Эмми была всего одна ровесница, но она уехала, когда им обеим было около пяти. Она была очень хорошей девочкой, и для неё быстро нашлись приёмные родители. Эмми так прямо и сказали: «Вот будь ты как Луиза, тебя бы тоже удочерили». А сейчас она уже выросла. Да и вообще её это больше не волновало.
Эмми провела ладонью по подлокотнику, и на глазах у неё выступили слёзы. Тёмная пыльная обивка напоминала шерсть Люси.
В те минуты, когда кто-нибудь из более юных, послушных, хороших детей уезжал к новым родителям, или мисс Ласкоув обвиняла Эмми в чёрной неблагодарности, или мальчишки дразнили её за то, какая она тощая, бледная и некрасивая, Эмми только пожимала плечами и смотрела на них исподлобья. Мисс Ласкоув обзывала её нахалкой, а Артур надирал уши, повторяя: «Ну что ты так на меня уставилась?» Эмми молча сверлила их взглядом, дожидаясь, пока мисс Ласкоув махнёт на неё рукой, а мальчишкам она наскучит. Наконец её оставляли в покое, и она тихонько поднималась наверх, к небольшому окну в пролёте перед комнатами девочек. Его наполовину прикрывал большой платяной шкаф, набитый затхлыми шерстяными одеялами и старой одеждой. В щель между шкафом и окном как раз могла протиснуться худая некрасивая девочка. А потом открыть ставни и вылезти на железную пожарную лестницу, всю проржавевшую, туда, где её никто не найдёт.
Первое время после того, как Эмми только нашла это укромное местечко, она сидела там одна, любуясь крышами домов. Ей нравилось наблюдать за красноватыми облаками, медленно плывущими по закатному небу, и даже в туманные дни она вглядывалась в серую пелену, представляя себе небо и крыши. Перегнувшись через перила, она высматривала прохожих на улице и гадала, куда они идут – и куда однажды уйдёт она. Как-то раз она даже решилась спуститься на несколько ступеней хрупкой старой лестницы, но вовремя одумалась и вернулась назад. Ей некуда было пойти. Она не могла покинуть приют.
Судьбоносная встреча состоялась одним февральским днём. Небо уже стемнело, и Эмми сидела на пожарной лестнице, дрожа от холода. Пальто она с собой не захватила – вдруг бы её спросили, зачем оно ей? И как бы она объяснилась? Впрочем, даже так, на морозе, было приятно побыть одной и полюбоваться небом.
В эту минуту Эмми казалось, что она одна-одинёшенька во всём городе. Небо сочилось светло-фиолетовым, по нему проносились лёгкие облачка, совсем близко, и создавалось впечатление, будто протянешь руку – и можно их коснуться. Эмми прижалась к железным перилам, и они, твёрдые, холодные, врезались ей в щёку. Она понимала, что долго здесь сидеть – рано или поздно её хватятся.
И всё же не спешила. Она словно чувствовала, что должна задержаться. Металлические ступени тихо скрипнули, и на узкий пролёт выскользнула чёрная тень.
– Кошка! – ахнула Эмми.
Она оказалась совсем крошечной, почти котёнком, и очень застенчивой. Гостья застыла на краю пролёта, недоверчиво глядя на Эмми. В её глазах отражался свет. «Интересно, зачем она забралась так высоко?» – подумала девочка.
Медленно, чтобы не спугнуть кошку, Эмми сунула руку в карман и достала носовой платок, в который за ужином завернула сэндвич с рыбным паштетом. Эмми терпеть не могла этот паштет, а их заставляли съедать всё, что было на тарелке. Обычно она сбрасывала остатки невкусной еды на землю, а сегодня забыла. Эмми с трудом сдержала смех. Может, обычно кошка подъедала за ней эти кусочки и сейчас поднялась узнать, почему запаздывает её сегодняшний ужин?
