Возвращение в Итаку - [15]

– Практики не было, – сказал он, – ты уж прости…

Он сказал это спокойно и просто, совсем не так, как говорил об этом обо всем, когда мы сидели за столиком втроем.

– Ладно, ничего, – сказала я. – Практика у тебя будет…

Он не ответил и продолжал вести меня по залу, и все увереннее становился Волков, а мне бы хотелось, чтоб был он слабым, растерянным и слабым, но Олег никогда таким не был, и в этом-то все и дело…

…Когда Олега увезли, я приготовилась ждать. Ждать все эти годы, определенные нам судьбой.

Ждать его я привыкла и убеждала себя, что выдержу и этот срок. Тогда было трудно представить отрезок времени в восемь лет, он не успел уложиться в моем сознании, да и слишком была потрясена я процессом, взбудоражившим целый город, свиданиями с Волковым, осунувшимся, постаревшим и каким-то притихшим. Я знала, что судьба больно ударила нас. Под жесткими взглядами женщин, не дождавшихся «Кальмара», мне было очень плохо, и я думала тогда о себе и Олеге во множественном числе: его беда была бедою общей.

Прошли первые недели, месяцы без него. Так бывало и раньше, когда Олег уходил в море, но я стала ловить себя на мысли, что это ожидание без надежд, без перспективы, что ли…

А рядом был Станислав Решевский. Нет, его никто не может упрекнуть в предательстве по отношению к Волкову. Стас был рядом как друг, и в первую очередь – друг Олега. Он считал своим долгом заботиться об оставшейся в горе жене товарища и делал это, я верю, бескорыстно. Так уж случилось… И если есть в этой истории чья-то вина, то вина, бесспорно, моя.

…В тот вечер, когда я пришла впервые в мореходку на танцы, они оба увидели меня, разыскали мою подругу Ольгу и упросили ее представить их мне. Первым пригласил меня Решевский, он опередил Олега, и тот стоял, насупившись, злился, и только, встречаясь со мной глазами, натянуто улыбался.

Они провожали меня вдвоем. А когда вернулись в училище, Олег потребовал, чтоб Стас ко мне больше не совался. Решевский заспорил, но Волков не отступал, и Стас дался. Потом он говорил, как клял себя за это, да было поздно…

На танцы в училище я больше не ходила и совсем забыла про этих парней.

Наступил день моего рождения, но надвигалась и защита диплома. Мы с Ольгой праздник решили отметить скромно: она, жених ее Петя и я.

Петя задержался, мы сидели вдвоем за накрытым столом, и тогда пришел Волков.

Ему открыла Ольга и провела в комнату.

– Здравствуйте, – сказал Олег. – Пришел поздравить…

До сих пор не ведаю, как он узнал об этом.

Тогда мы и зажгли свечи, их принес Волков, по числу прожитых мною лет.

Потом Волков сказал:

– Кончаю училище, девочки. Надо женою обзаводиться…

Ольга засмеялась:

– Чего-чего, а невест у нас в институте… Хоть завтра подберем.

– Нет, – сказал Волков, – уж если жениться, то на одной из вас.

Я спросила:

– А нельзя ли сразу на обеих?

Но Олег даже не посмотрел в мою сторону. Он достал из кармана коробок со спичками и вытащил из него две штуки.

– Испытаем судьбу, – сказал Волков, – пусть жребий решит, кто из вас будет моей женой.

С этими словами он спрятал руки со спичками под стол.

Ольга рассмеялась. Было смешно и мне, и только непонятный холодок возник в груди, но быстро исчез.

– Которая вытащит спичку без головки – та и будет моей женой, – сказал Волков и протянул кончики зажатых между пальцами спичек мне.

Я вытянула спичку без головки. Волков вскочил, позади упал стул, Ольга захлопала в ладоши, а я…

Уже на второй день после свадьбы он рассказал мне, как обломил обе спички и потому сам определил решение «судьбы».

– Делаю вам официальное предложение, – сказал Олег. – Свадьба через полтора месяца, после «госов». Все детали предлагаю обговорить наедине.

Тут Ольга надулась, но пришел Петя. О предложении Волкова не вспоминали.

Он сам об этом напомнил.

– Вы слишком торопитесь, Олег. Нельзя же так, право…

– Хорошо. Я подожду. До завтра.

И завтра он действительно пришел. Стал снова меня уговаривать. Я молчала, а он говорил, говорил, и слова его словно обволакивали, дурманили голову… Никогда он больше не был таким красноречивым…

А ведь Волков мне совсем не нравился, правда, потом я, кажется, даже любила его…

Потом, тогда… И все это в сочетании со словом «любовь», в сочетании с личностью моего бывшего мужа, обнимающего меня сейчас на правах всего лишь партнера по танцам…

А как я думаю о нем сейчас?

…Не могу сказать, что чувства никакого к Волкову у меня не осталось. Да, в тот день, когда начинался последний рейс, я поняла, что больше не люблю Олега. А может быть, и не любила вовсе… Кто сумеет обозначить критерии любви?.. Немало было попыток, но общее определение этого чувства осталось за пределами человеческих возможностей.

Волков ушел в море, и я готовилась сказать ему все, когда он вернется.

Нет, о Станиславе не могло быть и речи. Мне хотелось попросту остаться одной и все переосмыслить, поглядев на нашу жизнь со стороны.

Но Волков вернулся иначе.

А потом я обязана была ждать его оттуда. Он продолжал быть моим мужем и отцом моей дочери тоже. Я приготовилась ждать и не сумела дождаться…

Разумом все оправдаешь… Ждать восемь лет, чтобы встретить у тюремных ворот нелюбимого человека? Разумом все приемлешь, он пересиливает, когда сердце уже замолчало. Только вот совесть человеку трудно убить. Ведь я оставалась для Волкова очень близким и родным существом, он верил мне, и вера эта поддерживала в нем волю…